Не за дѣломъ, за бездѣльемъ
Я хожу вездѣ съ весельемъ.
Богатства не нажилъ, а ума прибавилось. Вотъ добрые люди говорятъ: Мы трактиръ откроемъ, тебя за стойку поставимъ».
Я посмотрѣлъ на него опять. Конечно, изъ него выйдетъ прекрасный трактирщикъ, ловкій и услужливый, пріятный себѣ самому и людямъ.
Мы помолчали.
— Что же теперь въ деревнѣ дѣлается? — спросилъ я.
— Землю дѣлимъ, — сказалъ извозчикъ.
— Какъ же это? Изъ вашей губерніи не было такихъ сообщеній.
— Не дѣлимъ, но дѣлить хотимъ. Старики все присматриваются, думаютъ: не было бы какого худа съ этимъ раздѣломъ… — Бываетъ, господишки новый обманъ выдумали.
— А по-вашему какъ?..
— А кто его знаетъ! — сказалъ извозчикъ задумчиво. — Умному человѣку подмога, а глупому разоръ.
— А политика какъ?
— «Политика попрежнему. На двѣ партіи… Волостной старшина монархистъ, тяжелый человѣкъ. Богатый, гордый. Жизни крестьянской не знаетъ, мелкихъ людей ни во что не считаетъ. Ручку и то не всякому подастъ. Не старшина, министръ. Я его Юпитеромъ зову. Съ земскимъ начальникомъ хлѣбъ-соль водитъ, и земскій начальникъ по его дудкѣ пляшетъ.
Не страшатъ его громы небесные,
А земные онъ держитъ въ рукахъ…
Имѣетъ четыре медали. Былъ на двухъ коронаціяхъ. Самъ и разсказываетъ: Ходилъ по грановитымъ палатамъ. Сзади дама идетъ: — „Фи, зачѣмъ мужиковъ пускаютъ“? А еще сзади флигель-адъютантъ говоритъ: „Мужикъ, да разрѣшенный“. Вотъ чѣмъ гордится.
Противъ него крестьяне озлоблены. А земскій начальникъ велѣлъ ему прибавить сто рублей жалованья. Пріятели. Не переборешь ихъ…
Волостной писарь тоже гордый. Каковъ попъ, таковъ и приходъ.
— Нашей партіи тоже есть… Сельскій писарь, парень съ большимъ сердцемъ, изъ штрафованныхъ солдатъ. Пьянистъ немного, водку хлыщетъ. Учитель хорошій. Бережетъ литературу…
Главное дѣло, грамотныхъ людей мало. Училище у насъ второй годъ. Я и подзыкалъ. Сами кирпичъ возили. Мой отецъ питейнымъ сидѣльцемъ былъ, оттого я грамотный.
Время стало такое, трудно жить. Сторожко надо держаться. Урядникъ былъ хорошій. Зачѣмъ мало крамолы?.. Уволили его.
Надѣлали параграфовъ. За малое слово на два мѣсяца арестъ. Каждый день штрафы. Думать объ этомъ и то страшно. Легка бѣда, чей бы ни былъ доносъ, все утверждаютъ. Лавировать приходится. Повернули круто назадъ и застопорили.
Гдѣ больше школъ, тамъ народъ иной. Вонъ уѣздъ Нижегородскій, повыше нашего Макарьевскаго. Село Полканово, старая школа. Ни на что не обращаютъ вниманія. Тамъ на стражниковъ ужъ не надѣются, призываютъ чеченцевъ. Такіе сознательные, ухъ, — правленіе сожгли. Разбойный народъ. Мы считали: зауголъ село, а они дальше нашего ушли. Старшину и десять человѣкъ въ Архангельскъ выслали… Эхъ, кабы и нашего идола туда выслали. Я былъ бы, можетъ, на его мѣстѣ».
