Томъ девятый. Передвинутыя души, — Кругомъ Петербурга | страница 25
Дѣйствительно, горбатовскій погромъ — одинъ изъ самыхъ любопытныхъ и многозначительныхъ.
Другіе погромы были шире и грандіознѣе. Но этотъ, благодаря особому стеченію обстоятельствъ, представляетъ собой какъ бы соціологическій препаратъ россійской неразберихи, взятый въ самой толщѣ народнаго тѣла и свободный отъ постороннихъ примѣсей. И если изучить его даже со стороны, то можно видѣть болѣе или менѣе ясно, откуда пошло освободительное движеніе, какъ протекало оно и обо что разбилось.
Мнѣ пришлось видѣть рядъ пострадавшихъ и свидѣтелей Горбатовскаго погрома. Я говорилъ съ людьми, которые часами сидѣли въ чуланѣ или подъ казеннымъ столомъ, ежеминутно ожидая гибели. Столъ былъ покрытъ зеленымъ сукномъ, и на столѣ стояло зерцало. Кругомъ бѣгали погромщики съ кирпичами и окровавленными палками. Складки казеннаго сукна висѣли до полу и дали защиту. Другой защиты не было. Я разспрашивалъ людей, которые видѣли, какъ Завирущевъ «скакалъ» и «топтался» по тѣлу Горбунова, и Чичеринъ набивалъ осколки стекла въ горло Романову, и были безсильны вступиться.
Память о погромѣ не прошла безслѣдно даже для уцѣлѣвшихъ. Курочкинъ, членъ управы, высокій мужчина въ цвѣтѣ лѣтъ, сталъ нервнымъ и мнительнымъ. Мы переѣзжали Волгу вмѣстѣ съ нимъ въ лодкѣ, въ ясный лѣтній день при тихой погодѣ.
Когда набѣжала легкая зыбь и лодка качнулась, онъ сталъ волноваться и хвататься руками за бортъ.
— Пустите меня обратно, — сказалъ онъ, — я не могу…
Ему пришлось пережить во время погрома ужасныя минуты.
Убійцы, покончивъ съ Горбуновымъ и Романовымъ, ворвались въ комнату, гдѣ скрывались Курочкинъ и Воскресенскій.
Они не знали ихъ въ лицо и спрашивали: «Гдѣ Курочкинъ?»
— Я такъ растерялся, — разсказывалъ Курочкинъ, — что, кажется, пробормоталъ: «я здѣсь». Но они не слышали. Воскресенскій, спасибо ему, былъ смѣлѣе. Онъ сталъ говорить: «Какого вамъ Курочкина? Вы видите, насъ только двое здѣсь».
— Что вы чувствовали? — спросилъ я.
— Тупое такое ощущеніе, какъ будто ударъ по головѣ… Дали или дадутъ… Я все фуражку нахлобучивалъ… О дѣтяхъ думалъ…
Онъ замолчалъ и потомъ попросилъ: «Будетъ объ этомъ».
— Я не могу, — повторялъ онъ. — Недавно встрѣтилъ на пароходѣ Лаврентьева, подальше отошелъ. Рожа эта, я не могу…
Кромѣ живыхъ разсказовъ я пересмотрѣлъ также судебные акты, полицейскіе протоколы и показанія свидѣтелей..
Изо всего этого матеріала я постараюсь выдѣлить прежде всего основныя особенности горбатовскаго погрома, которыя отличаютъ его отъ другихъ подобныхъ событій.