– А ты, что, к себе не пустишь? – самонадеянно поинтересовался Марат.
Шабунина с поддельным негодованием ударила его по руке, ладонь которой вот уже минут пять нахально шарилась у неё под футболкой. Вспомнила вдруг про девичью стыдливость, решила запоздало изобразить неприступную недотрогу?
– Да я бы пустила – не проблема. Но сам знаешь, придётся разрешение просить у мамочки с папочкой. А папочка, он ведь тебя, скорее не впустит, а спустит. С лестницы. Хотя можешь, конечно, и под ней прилечь. Зимой там у нас какой-то бомж ночевал. Пока не выгнали.
Дура. И тяжёлая. Ноги уже начали затекать под её весом. Разожралась что ли в последние месяцы? Заедала стресс от сдачи выпускных экзаменов. Ну не залетела же? Иначе бы не прикалывалась тут.
Захотелось спихнуть Светку с колен и, вообще, послать подальше вместе с её тупым хихиканьем и дебильными шуточками. Но ведь он с самого начала прекрасно понимал, что Шабунина не вариант – просто так у неё спросил. Хотя, возможно, где-то глубоко в душе и надеялся на чудо.
Марат досадливо ругнулся, посмотрел на лежащую на краю большую дорожную сумку. Сейчас он тоже – бомж. Особо не повыделываться.
В крайнем случае есть ещё эта скамейка, спрятавшаяся в дальнем углу глухого двора за трансформаторной будкой в зарослях сирени. Летом со стороны её не заметно, и тепло сейчас. Одну ночку в случае чего можно и перекантоваться. Только вот – дальше что?
– Да и смысл мне тебя пускать? – продолжала трепать Светка. – Ты же всё равно через несколько дней укатишь. Меня же с собой не возьмёшь.
– А ты бы поехала?
– Куда, Маратик? В никуда? Я на дуру похожа?
Ещё как похожа. А вот он не дурак, чтобы её с собой тащить. Точно знал, что откажется, потому и спросил.
И опять она без причины лыбилась. Прижалась мягкой упругой грудью, прильнула щекой к щеке, прошептала в ухо:
– А ты, Маратик, у своей верной собачонки Рогозиной попроси. – И опять отодвинулась посмотрела с игривым вызовом, продолжая ехидно улыбаться. – У них же вроде дача есть. А там какая-никакая да избушка. Жить можно. Или вдруг она тебя и в квартиру пустит. Ещё и кроватку свою уступит.
Марат вскинулся.
– Слушай, а ведь и правда. Дача. Чего ж ты раньше-то не сказала?
Шабунина фыркнула, лыбится перестала, зато округлила глаза, типа поражённо.
– А ты что, на самом деле? К Рогозиной попрёшься?
– А чё такого? – Марат невозмутимо дёрнул плечом. – Тебе же я на фиг не сдался. Сама же только что призналась. А Галка мне не откажет.
