«А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного...»
Дуня, обеспокоенная ее долгим отсутствием, почуяла неладное и заторопилась в дом. Ксению она застала у раскрытого комода и, увидев валявшийся на полу ремешок, сразу же все поняла.
– Господи, – быстро подняла она его, – я же давно хотела спалить эту гадость. Вот раззява, совсем памяти не стало.
– Не надо, Дуня, – Ксения взяла у нее ремешок. – Не надо сжигать то, что стимулирует память. Для меня это свидетельство бессилия зла против Божьей защиты.
– Гурьян тоже ждал, когда он пригодится как свидетельство. Только против Бузыкина. Не пригодился: сам околел нехристь. А брат все ждал и верил, что это время придет.
– Вот оно и пришло. Но не против кого бы то ни было, а как напоминание о любви Бога и Его благословении даже врагов. На это только что указал мне Господь. И с этого момента пусть он всегда будет со мной, чтобы не забывала об этой Его заповеди.
– Пусть, если теперь это тебя не страшит, – согласилась Дуня.
– А что это за вещица? – заинтересовалась Вера.
– Я тебе все подробно расскажу в пути, – улыбнулась Ксения. – Времени у нас будет предостаточно, как я понимаю?
– Вполне. Чего-чего, а времени нам хватит.
К вечеру, помолившись, они отправились в неблизкий для обеих путь. За телегой, которую Дуне выделили на ферме, до самой околицы бежал Марк со своим Шнурком. Дуня же проводила их до вокзала в Херсоне и помогла при посадке в вагон.
– Ксюша, пиши, не забывай нас. И помни, что в любое время можешь найти у нас с Рудольфом свой дом, где бы мы ни жили, – сказала она на прощание.
А когда поезд тихонько тронулся, долго глядела ему вслед и махала платочком.
Ксения, милая Ксения уносила с собой частичку ее сердца.
Неблизкий, даже очень неблизкий, путь при тех скоростях должен был показаться томительно долгим.
Но, несмотря на несколько пересадок, неисчислимое множество остановок поезда «у каждого столба», духоту вагонов, а также возникающие то и дело скандалы пассажиров между собой и с проводниками (а может быть, и благодаря им – все же разнообразие!), время в пути пролетело быстро. И вот уже через какие-то семь или восемь дней с бьющимся от волнения сердцем они вышли на станции Или. Той самой, с которой мы и начали свое повествование. Прошел ровно год. У Веры так сладко и томно заныло сердце при виде знакомых домов и пыльных улиц, что было ощущение, будто она никуда и не уезжала. И чем ближе они подходили к дому Баймухана, тем больше она замедляла шаг. Уже издали она заметила у ограды бричку и сидевшего в ней к ним спиной Георгия. По-видимому, он собрался куда-то ехать и ждал старика. Тут и сам Баке появился из ворот с охапкой сена и, закинув ее в бричку, внимательно вгляделся в приближающуюся пару. Лицо его расплылось в широкой улыбке.
