На бурных перекатах | страница 143



– Да, Арсений. И что она?

– Ходила, высматривала, вопросы задавала. Даже записывала иногда ответы, пожелания. Ну, это, полагаю, больше для форсу. Так-то умная на вид бабенка, ничего не скажу, но тут вот что странно: фамилия ее была Котик...

– Котик? – удивленно вскинулся Лукин, но тут же взял себя в руки. – И правда, странная фамилия.

– Не-ет, тут странно другое: все обращались к ней, как к Маргарите Львовне. А мой друг знавал ее под другими именами, последним из которых было... Угадайте, какое?

– Ну-ну, не тяни.

– Алина Бузыкина, – выпалил Арсений. – Жена Антона.

– Вот так раз! – изумился Лукин. – Просто час от часу не легче. – И засомневался: – А этот друг твой ничего не напутал?

– Исключено. Память у него была феноменальная: умножал, складывал, вычитал в уме такие цифры, что все лишь диву давались.

– Подробнее о друге можешь? Кто он, где, как?

– К этому и веду, Федор Игнатьевич, – улыбнулся Арсений. – Это был Зяма Шлеймович, шестидесятилетний еврей, довольно неприметный в зоне. Мне уже с полгода сроку оставалось, когда мы стали друзьями.

Случилось это после того, как я случайно помешал уголовникам расправиться с ним. Что уж они там не поделили – не мое дело. Их тогда две группировки было, и за верховенство в зоне воевали урки нещадно. Поговаривали, что Зяма вроде бы поддерживал сначала одну сторону, потом переметнулся к другим.

И один из «воров в законе», мол, испугался, что Зяма пошлет на свободу «маляву» о его беспределе. А там могут это не одобрить и лишить «пахана» финансирования. Вот и заказал его своим шестеркам. Они его за штабелями леса подкараулили, сбили с ног и давай мутузить батогами. А уже темень была – глаз выколи!

И забили бы до смерти, но тут я на их беду оказался. На беду, потому что помял я урок изрядно, и хоть они и смогли убежать, но Зяме не составило труда вычислить их на следующий же день. И вычислил, и посчитался с ними, а заодно и с тем, кто послал его на пилораму, куда якобы его зовут «на сходку». Ну, а путь туда аккурат мимо тех штабелей. В общем, сдружились мы, хотя общего-то между нами как раз было немного. Но когда узнали, что оба жили в Херсоне, сблизились еще больше. Спорили, конечно, обо всем, но без последствий.

Как-то в разговоре я упомянул имя моего бывшего командира Ивана Нагнибеды, и тогда он мне рассказал о его гибели и о роли Бузыкина в этом деле. Дескать, этот чекист ловко тогда сманипулировал двумя враждебными друг другу людьми. Одним, мол, ударом двух зайцев убил. Причем в прямом смысле. Ваня ведь, находясь под арестом и подвергаясь пыткам, ухитрился застрелить своего бывшего ординарца Охрима в подвале «дома Рабиновича». А потом пустил пулю в лоб и себе. Дело в том, что как раз Охрим и истязал его в том подвале: после гражданской он сделал быструю карьеру чекиста и лютовал в особенности с теми, кому когда-то подчинялся. Отблагодарил, стало быть, своего командира. Выиграл от этого только Бузыкин, который подсунул Ивану в камеру наган, но дело сумел представить так, будто тот при допросе сумел вырвать оружие у самого Охрима.