Дальше следовали знакомые слова о беззаветной преданности партии, чистоте помыслов и кристальной честности почившей. Были еще речи, призывавшие в ответ на ее смерть еще теснее сплотиться, утроить бдительность и поднатужиться, засучив рукава, чтобы ускорить темпы приближения светлого будущего. Была и скорбная, торжественная музыка, не было только слез. Даже скупых мужских не было. Ни один мужик, в том числе и сам Кадченко, как ни старался, не сподобился выдавить. Да-а, тягостна, скучна и неблагодарна ты, юдоль партийная...
–*–*–*–
Вот теперь вроде все пошло у Бузыкина на лад. С уходом Анфисы он весь как-то ожил, а по прошествии времени (это когда уже зимой по дороге в отделение «случайно» застрелили последнего подозреваемого в ее убийстве урку) и вовсе повеселел. Бедолагу отправили на тот свет, не успев допросить, так что на этом дело и закрыли. Никакой теории заговора против Анфисы обнаружено не было. Словом, пришла пора напомнить председателю уисполкома о его обещании.
И все бы хорошо, да вот спутал карты старый Шлеймович. Справедливо рассудив, что он будет следующим за урками, Зяма тихо, без лишнего шума слинял. К своему исчезновению он, однако, подготовился обстоятельно, то есть когда его хватились, в доме наличествовали одни голые стены. Что дало повод Остапу заподозрить Бузыкина в потворстве беглецу. И состоявшийся между ними разговор тет-а-тет был уже не столь лицеприятным, как обычно. Он был жестким с обеих сторон.
– Как же ты его проворонил? – мрачно изрек председатель. – Или помог слинять, а? Запомни, если у Зямы развяжется язык...
– Не развяжется, успокойся, – неожиданно грубо оборвал шефа Бузыкин, впервые назвав его на «ты».
И тот как-то сразу присмирел, недоуменно заморгал глазами, будто провинился в чем-то. – Еврей скорее проглотит свой язык, чем проболтается. И далеко не убежит. А за то, что удрал без спросу, он мне ответит. Из-под земли достану.
– Ну, если так, – промямлил Остап. Не ожидая такой прыти от своего, как ему казалось, преданного служаки, он никак не мог вернуть уверенный тон.
– Именно так, а не иначе, – не снимал давления Антон. – И ты завяжи со своими угрозами в мой адрес.
Веревкой-то одной связаны.
– Ладно, ладно, Антон, – примирительно улыбнулся председатель, – я и не грозил тебе вовсе. Так, построжился. Так ведь подумал, что ты с ним заодно. Думал, против меня что затеваете.
– А ты не думай. Пусть лошадь думает, у нее голова большая.
– Да теперь-то вижу, что не прав. Ну, не бери в голову, а и правда, мобилизуй все, что можно, и найди его.
