Второе оружие коня было на черной ленте, висящей по диагонали, и это были Пен Хуо Ци, пара пистолетов, что работали на порохе, выпускали поток огня. Оба оружия требовали бригады людей, чтобы выкатить их на поле боя. Но существа передо мной несли их легко, как я — зеркало и сосуд-горлянку.
Стражи Ада несли оружие в руках с гордостью и грацией воинов, мастерство которых было абсолютным, и они двигались с властью военачальников. Я ругала себя за глупый поступок. Во что я ввязалась? Я не могла выстоять против одного из них, тем более — против двоих.
Но они были тут, подкрепление крыса, были вооружены для боя, уж слишком подготовлены для моего уровня сражения.
Заговорил красный крыс:
— Хватит притворяться, жрица. Ты — ничто, ты не можешь защитить девочку. Отдай жену моего господина или сразись с его слугами, стражами врат Ада.
— Почему они тут? — сказала я. — Почему покинули свой пост?
Конь откинул голову и яростно заржал.
— А ты, Нито, — я обратилась к быку. — Почему не заботился о своей броне? Ты не гордишься своим видом? Или у тебя нет вовсе гордости, раз ты стал выполнять приказы крысы, убившей двух женщин, пока они спали?
— Мы с товарищем не одни в полиции Ада, — сказал солдат-бык. Его голос был рокотом, но я как-то его понимала.
Что-то было не так в словах Нито, в них обоих, но я не могла понять, что. Что меня беспокоило? Я поджала губы, пытаясь понять, что в его словах вызывало тревогу. А потом поняла. Речь полиции Ада должна быть священной, не понятной для живых, потому что они были отдельно от нас. Чтобы живой человек мог понимать их священный язык, человек должен был исполнить ритуал унижения. Я такого не делала, но понимала его.
Я посмотрела на быка. А потом подняла персиковый меч между ним и мной.
— Ты не тот, кем назвался, — заявила я. — Кто ты на самом деле?
Конь заговорил:
— Мы — полиция Ада. Почему ты не веришь ему?
— Вы не из полиции Ада, — сказала я. — Я не должна понимать ваши слова.
Они задумались над моими словами.
— Она понимает нас, — сказал конь быку. Они были потрясены этим. Их звериные головы печально опустились. — Она не опустилась на колени, не распласталась на земле, не съела ком грязи, но понимает нас. Нас лишили священной речи.
— Вас лишили постов, — поняла я. — Может, изгнали? Но вы надеетесь, что работа вернет расположение к вам, и вы снова попадете в ряды полиции Ада.
Мамиан повернулся, его лошадиное лицо было в профиль. Я видела только один глаз, но он был круглым, большим и печальным.
