— У него руки для всех дел в замке, — буркнула я.
Отец зашипел на меня, хотя явно пришел к тому же выводу, что и я: на Десятом дворе иного мира судья Ада приговорил призрака Кана Чжуана к видимому символичному наказанию за его плохое поведение при жизни. Многие духи появились таким образом, на Десятом дворе мужчины, которые подглядывали за женщинами, становились призраками с тысячью глаз, и эти глаза открывались по всей их коже. Призраки сплетников оказывались с языками в одиннадцать футов длиной, а те, кого в жизни вела жажда большего, превращались в эгуи, голодных призраков, которые не могли утолить желания.
— Сяо даону, — мягко сказал Призрачный магистрат. Если бы я не поняла по обращению «маленькая жрица», то его тон, будто он говорил с избалованным ребенком, все объяснял.
— Лао Гуиянь, — ответила я и низко поклонилась, мои слова означали «почтенный Призрачный магистрат».
Я, похоже, уловила, как его губы чуть дрогнули в ухмылке, но то могло быть реакцией на палец, чешущий кончик его носа. Другая ладонь поймала его, и палец замер.
— Теперь, — его голос был густым, как сметана. Он повернулся к отцу, — присядем и поговорим как мужчины.
Отлично. Я и не хотела, чтобы меня замечали. Отец забрался в паланкин, сел напротив Гуияня, и слуги понесли их.
Я тихо последовала за ними.
Комната была освещена фонарями. Я раскрыла рот, видя источник света, пытаясь понять, что видела. Фонари свисали со стен, их держали человеческие руки, но руки соединялись не с телами людей, а торчали из стен.
Красные сферы напоминали о доме — Китайском квартале — на закате, но руки без тел (они чуть подрагивали, мышцы напрягались, руки сгибались в локтях) не были ни на что похожими.
Куда бы я ни смотрела, в участках без света собирались тени. Пруды чистой тьмы, они гудели и шептались, а потом разбегались как мелкие ящерки.
В одном углу сфера тени покачивалась на паре прутиков. Казалось, она пыталась идти, но через миг она рассеялась обрывками.
— Это место новое для вас, — сказал Призрачный магистрат с дивана на возвышении. — Это внешняя сторона. В таком хаосе я вижу возможности. Может, нет ничего важнее, чем введение человеческого порядка в хаосе природы, восстановление равновесия, как когда Великий Ю принес порядок в затопленный древний мир.
Мой отец сидел на кресле, похожем на трон, у возвышения. Он поднял чашку. Стоя за ним, я налила туда рисовое вино из керамической бутылки. Отец не пил, но провел пальцем по бортику чашки, его самоконтроль резко контрастировал с жестикулирующими руками Гуияня.
