— Осмотритесь, шифу, — сказал Призрачный магистрат. — Тут, где мы построили этот ямен, была только глушь, заросшее и заброшенное кладбище. Китайские рыбаки кое-как похоронили тела друг друга на этой земле, они не знали, как правильно размещать могилы. Над этим неухоженным кладбищем, где лежали без уважения кости мертвых, мы создали место красоты и святости, создали архитектуру. В отличие от колонн и куполов Америки, серьезных и невнятных, мы сделали поселение праздничных красок, роскоши, какую сам Китай уже почти не знает. Вы видели когда-либо такое?
— Я бывал в Запрещенном городе, — сказал отец, и его тон был сдавленным, заманивал Призрачного магистрата проявить хоть немного уважения, — дважды.
— Дважды! — поразился Гуиянь. Он знал социальные тонкости слишком хорошо. — Нужно быть высокого статуса, чтобы туда позвали. Дважды!
— То были мелочи, — сказал мой отец.
— Великий даоши так скромен, — сказал Призрачный магистрат. — Запрещенный город со своими чудесами, но мне печально, шифу, узнать, как близко вы были к красоте династии Сун в зданиях, чьи пропорции были искажены маньчжурской эстетикой.
Мой отец медленно моргнул, но промолчал, он с неохотой соглашался. Призрачный магистрат умело говорил, и это тревожило. Указывая на то, что на династию Сун повлияли маньчжурские завоеватели, Призрачный магистрат намекал, что его династия была настоящим Китаем, а Китай, откуда были родом мы с отцом, измельчала и испортилась, стала грязной из-за чужеземного влияния. Простыми словами о ностальгии по прошлому, он намекнул о Китае, который был Китаем сильнее, чем мы знали.
— Ах, даоши Сян, — Призрачный магистрат замахал руками, — какой командой мы должны быть, какими союзниками и друзьями! Вместе мы должны нести упокоение мертвым и хранить мир на границах жизни и смерти. Мы принесли бы настоящий Китай в духовное царство этого нового мира, и мы сидели бы за одним столом на праздничных пирах, обсуждали бы литературу и рассказывали бы друг другу легенды нашей родины.
— Нет ничего ценнее традиций, — сказал мой отец.
— Да? — сказал Призрачный магистрат. — Тогда скажите, пожалуйста, шифу, женщина рядом с вами — ваша дочь?
Отец с неохотой кивнул и слушал.
— Если традиции для вас так важны, шифу, почему ее ступни не перебинтованы?
Отец взглянул на меня. Он хмурился, но только для игры в этой ситуации.
— Ее? Даже когда она была крохой, она сломала бы мне пальцы, если бы я попытался, — сказал он и засмеялся.
