— Спасибо...
Василиск улыбнулся ей в зеркале. Он стоял за ее спиной, когтистые пальцы, поблескивающие чешуей, лежали на Юниных худых плечах. «Два нелюдя» — подумалось радостно.
Зеркало вдруг притянуло к себе не хуже василискового гипноза. В отражении собственных глаз, в глубине радужки Юна отчетливо увидела что-то белое, движущееся. Оно выныривало из синевы, как из небесных глубин, махало крыльями, увеличивалось в размерах...
Белая бабочка.
Адмирал силой повернул ее голову к себе, оборвав видение, но застывшая Юна еще минуту не могла дышать.
— Не надо на меня так испугано смотреть. Я не ем детей вроде вас, предпочитаю добычу более крупную, честное слово.
Юна медленно моргнула, сделала осторожный вдох.
Белая бабочка приближается. То, что должно произойти, произойдет.
— Что с вами?
«Я умру!» — хотелось закричать. — «Я уже смертельно больна, я это чувствую! Вы можете мне помочь, вы же великий маг? Вы должны знать лечение!»
Но вместо этого Юна заставила себя улыбнуться.
— Ничего. Просто задумалась.
10
Нинель кусала губы. Все стайки дам, с которыми она пыталаь заговорить, вежливо кивали, и тут же удалялись. Они с дочерьми бродили по залу, как неприкаянные души. Вслед уже отчетливо летели смешки. Она толкала Нилу:
— Чего топчешься? Иди к мужчинам! Улыбнулась бы кому-нибудь, заговорила приветливо, глядишь, и на танец бы пригласили... Видишь, эти крысы сами нас со своими сыновьями не познакомят, надо самим! И где эта уродка Юна? Ой, и пропадешь ты без меня...
И, набравшиь решимости, Нинель пошла в бой. Выбрала жертву пощуплее, да отбившуюся от стада — молоденького меланхоличного офицера с тонкой полоской светлых реденьких усиков над пухлыми детскими губами.
— Здравствуйте. Приятно познакомится. Я — Нинель Амвосий, а это — моя дочь Нила.
— Я могу вам чем-то помочь? — вежливо оведомился юноша.
— Разумеется. Видите ли, моя дочь впервые на подобном приеме, она никого не знает и очень смущена, но ей тоже хочется танцевать. Не могли бы вы пригласить ее?
Офицер приподнял брови в изумлении. Оглянулся. Гости, оказавшиеся свидетелями этого разговора, замерли в предвкушении.
После секунды замешательства юноша выхватил веер у ближайшей дамы и начал им обмахиваться.
— Ах, простите, я несколько утомлен и не танцую... — протянул томно.
Грянул хохот. Дамы никогда не приглашали кавалеров на танец, пусть даже и для своей дочери — это считалось грубейшим нарушением этикета. Нинель этого не знала, но уловила общее презрение и залилась румянцем. Нила чуть не плакала, затравленно оглядывалась, хотя бы на одном лице пытаясь прочесть сочувствие. Лира недоумевающе открыла рот.
