Сельхозработы | страница 17



" - "Именно может, Галочка! Они их разводят на фермах, забивают, морозят и продают в Европу. Только там порода совсем другая. Так и называются - узконосые обезьяны. Вот купите - посмотрите, там пока заморожено, то не видать, а как растает, то сразу видно, что спереди не крылышки, а ручки с пальчиками". Ну, легко догадаться, что на следующее утро девушки мои меня чуть не убили. Они все, оказалось, моей версии, переданной Галиной, конечно, не поверили - какие могут быть обезьяны? Но и дождаться, пока закаменевшие на минус сорока пяти птички как следует разморозятся, никто не смог, ножами и мужниными отвертками выковыривали крылышки из монолита, чтобы убедиться в отсутствии пальчиков.

В общем, бог с ним, с мясным отделом, помянем лучше молоко и молочное. Может быть, у академика Павлова И.П. молоко и было в виде "изумительной пищи, приготовленной самой природой", да и то, наверное, только до осени 1917-го. Нам же на природу полагаться не приходится. У нас это делается так: сначала надо набрать воды в пятилитровую банку из под овощного венгерского ассорти "Глобус", потом, через день-два, процедить через марлю. Только вот этого коричневого осадка и радужных разводьев на поверхности воды бояться совсем не надо - оно не нефтяное, вовсе не ядовитое, а просто лишнее. Это вот что: в нашей речной и водопроводной воде, как везде в краю болот, очень много двухвалентного растворимого железа, соответствующий узел на подготовке не справляется. Если же эта вода постоит на воздухе, то насытится кислородом, железо окислится до трехвалентного и выпадает такими вот пушистыми коричневыми хлопьями. Отфильтровали, вскипятили, еще раз отфильтровали - можно растворять сухое молоко из пакета. Иногда в магазинах и сухое пропадает - ну, тогда плоховато, конечно, кто запасов не сделал.

Но обычно наши люди хорошо знакомы с советской торговлей и к любой зиме готовятся, как к ядерной. Ну и не забудьте упомянутую выше направляющую и организующую роль месткома, правильно Ильич говорил про "школу коммунизма". Для моей жены в ее первую северную зиму одним из самых ярких моментов была дележка между трудящимися их проектного бюро добытой в ОРСе краковской колбасы. Сообразительные месткомовские дамы измерили линейкой общую длину продукта и делили его по шестьдесят три сантиметра на сотрудника. Она, по-моему, до сих пор (двадцать шесть лет) не совсем еще отошла от того первого впечатления.

Конечно, разведенное из порошка молоко так же безвкусно, как и тот продукт, который я нынче в "Джуэле" покупаю по два сорок девять за галлон. Но по воскресеньям, в принципе, если не полениться постоять, можно купить и молока из настоящих живых коров Локосовского совхоза. Если уж не самый жуткий мороз, заставляющий стоять, не открывая рта, то наши дамы устраивают из этой очереди что-то вроде женского клуба: делятся рецептами, обсуждают происшествия, хают мужиков и начальство. Одеваются, конечно, соответственно климату - шубы, огромные шапки, меховые сапожки-кисы. Часа через три такой живой беседы подъем по лестнице и вот она, магазинная дверь! Ну уж тут, конечно, малым дело не кончается - молока два бидона, кефира бидон, сметаны бидон и, коли очень повезет, то бывает, что еще и большой полиэтиленовый мешок творога. По будним дням натурального молока, конечно, в магазинах не найти. Все, что есть, уходит в школы, детские сады и ясли, ну, разве по мелочам попадает в горкомовский буфет и "белые столовые" для руководства на предприятиях.