С объявлением мобилизации дедко мой отправился в Екатеринбург и гулял там на прощание со дружками и прогрессивно настроенными девушками целый месяц, пока, по его рассказу, на балкон канцелярии воинского начальника не вышел чиновник и объявил, что "кто завтра не явится в воинское присутствие — будет считаться дезертиром". До такого уровня антимилитаризм Александра Дмитриевича не доходил и назавтра он пошел воевать с тевтонами.
В поезде дед обнаружил, что служить ему под фельдфебелем из его же Жуковки, бедняком и крайним черносотенцем, который деду Пятый год не забыл — в общем, съедят. Пошел А.Д. к врачу эшелона (из этого, между прочим следует, что в эшелоне с новобранцами, идущем на фронт, при Романовых полагался врач; человек, служивший в СА, в такое верит с трудом). У врача на столе он увидел книжку и наметанным взглядом засек, что это — "Воскресение" гр. Толстого. Ну, после этого на вопрос "какие жалобы?" дед честно ответил, что "воевать не очень хочется" и рассказал свои проблемы. Далее на фронт дед ехал уже в санвагоне — сначала как больной, потом писарем госпиталя. Понимаю, что это все выглядит русской рифмой к Гашеку — но что делать, если это правда. Погибли-то обе империи почти одновременно. Дальнейшие рассказы о войне близки по смыслу. Типа: "Сидим в Галиции в госпитале — пишем пулю. Вдруг как гром небесный — тяжелая артиллерия, бух-бух. Макензен фронт прорвал. Пришлось срочно эвакуироваться, пулю уже на правом берегу Сана дописали". Подошел Семнадцатый год.
Мне приходилось видеть в Сети на русском языке интересную гипотезу[6] английского крестьяноведа Теодора Шанин, связывающую необычным образом русские Революции 1905 и 1917 года. Идея тут в том, что крестьянские (а я думаю, что то же и с городскими рабочими) юноши, которые с восторгом приняли в Пятом идеи социалистических агитаторов, тогда еще не пользовались достаточным авторитетом в деревне. Помните паренька с бомбой и листовками у метро "Баррикадная"? Через двенадцать лет им было около тридцати и они были самой активной и авторитетной группой и в деревне, и в армии, и на фабрике. Теперь старики, затушившие их азарт в первой революции, откровенно считались выжившими из ума и расчет не принимались. Тем более, что теперь у бывших мальчиков было на руках оружие, что в сочетании с отсутствием в романовской армии политкомиссаров и особистов решило судьбу империи. Я примеряю эту версию к деду — все ложится тик-в-тик. Но кое-что неплохо совпадает и тогда, когда я примеряю схему к себе. Робкие пожелания чего-то более человеческого со стороны молодежи во время хрущевской оттепели старшее поколение тут же заглушило демагогией на тему о том, что-де: "
