— Къ тому, что такъ убѣдительно изложено тобою, сказалъ Клеанѳъ, я прибавлю еще слѣдующее: однимъ изъ большихъ преимуществъ теистическаго принципа является тотъ фактъ, что онъ — единственная космогоническая система, которая можетъ быть доведена до понятности и полноты, и въ то-же время въ состояніи всецѣло сохранить сильную аналогію съ тѣмъ, что мы ежедневно видимъ и воспринимаемъ въ мірѣ. Сравненіе вселенной съ машиной, изобрѣтенной человѣкомъ, такъ очевидно и естественно, оно оправдывается такимъ большимъ количествомъ примѣровъ порядка и цѣлесообразности въ Природѣ, что невольно должно поразить всякій непредубѣжденный умъ и стяжать себѣ всеобщее признаніе. Кто-бы ни старался ослабить данную теорію, — пусть онъ не надѣется достигнуть этого при помощи подстановки на ея мѣсто другой, точной и опредѣленной: достаточно съ него, если онъ выставитъ кое-какія сомнѣнія и затрудненія, и при помощи туманнаго, абстрактнаго взгляда на вещи достигнетъ того воздержанія отъ сужденія, которое въ данномъ случаѣ является крайнимъ предѣломъ его желаній. Но помимо того, что такое состояніе духа само по себѣ неспособно дать удовлетвореніе, оно никакъ не можетъ быть долго удержано при столкновеніи съ тѣми поразительными явленіями, которыя постоянно вовлекаютъ насъ въ религіозную гипотезу. Въ силу предразсудка, человѣческая природа можетъ съ упорствомъ и постоянствомъ придерживаться ложной, нелѣпой системы, но я думаю, что безусловно невозможно ни поддерживать, ни защищать отрицаніе всякой системы, при наличности теоріи, основанной на сильныхъ и очевидныхъ доказательствахъ, на естественной склонности, и внушаемой съ раннихъ лѣтъ путемъ воспитанія.
— Я такъ мало считаю возможнымъ воздержаніе отъ сужденія въ данномъ случаѣ, отвѣтилъ Филонъ, что я склоненъ подозрѣвать, не примѣшивается-ли къ этой полемикѣ, въ большей степени, чѣмъ это обыкновенно воображаютъ, нѣчто вродѣ спора о словахъ. Что въ созданіяхъ Природы замѣчается большая аналогія съ произведеніями искусства, — это очевидно; но согласно со всѣми правилами вѣрнаго заключенія, мы должны вывести отсюда, что соотвѣтственная аналогія распространяется и на ихъ причины, — если мы вообще подвергаемъ послѣднія обсужденію. Но такъ какъ между созданіями природы и произведеніями искусства есть и значительныя различія, то мы имѣемъ основаніе предполагать соотвѣтственныя различія и въ ихъ причинахъ, въ частности-же должны приписать верховной причинѣ гораздо болѣе высокую степень силы и энергіи, чѣмъ ту, которую мы когда-либо наблюдали среди людей. Итакъ, въ данномъ случаѣ существованіе Божества ясно удостовѣряется разумомъ, если-же мы поднимемъ вопросъ, слѣдуетъ-ли намъ, исходя изъ этихъ аналогій, назвать Божество духомъ или интеллектомъ, несмотря на огромное различіе, которое съ полнымъ основаніемъ можно предполагать между нимъ и человѣческимъ духомъ, — то не будетъ-ли это простымъ споромъ о словахъ? Никто не можетъ отрицать аналогіи между дѣйствіями; воздержаться отъ изслѣдованія соотвѣтствующихъ причинъ едва-ли возможно. Законнымъ-же выводомъ изъ этого изслѣдованія является то, что и причины также аналогичны. Если-же мы не удовлетворимся названіемъ первой и верховной причины Богомъ или Божествомъ, но пожелаемъ разнообразить свои выраженія, — чѣмъ-же инымъ можемъ мы назвать ее, какъ не духомъ или мыслью, съ которыми, какъ мы имѣемъ право предполагать, у нея есть значительное сходство.
