Съ удовольствіемъ слушаю я разсужденія Галена о строеніи человѣческаго тѣла. Анатомія человѣка, говоритъ онъ {De formatione foetus.}, открываетъ намъ около 600 различныхъ мускуловъ, а тотъ, кто должнымъ образомъ ихъ разсмотритъ, найдетъ, что въ каждомъ изъ нихъ природа, чтобы достигнуть той цѣли, которую она себѣ поставила, должна была согласовать по крайней мѣрѣ десять различныхъ условій: должную форму, надлежащую величину, правильное согласованіе различныхъ назначеній [мускула], помѣщеніе цѣлаго выше или ниже, должное размѣщеніе различныхъ нервовъ, венъ и артерій: такимъ образомъ, по отношенію къ однимъ мускуламъ должно было быть образовано и осуществлено болѣе 6000 различныхъ точекъ зрѣнія и намѣреній. Костей Галенъ насчитываетъ 284, а различныхъ цѣлей, преслѣдуемыхъ при строеніи каждой изъ нихъ, — болѣе сорока. Какъ чудесно искусство, проявленное даже въ этихъ простыхъ и однородныхъ частяхъ! Но если мы станемъ разсматривать еще кожу, связки, сосуды, желѣзы, соки, различныя конечности и члены тѣла, — какъ сильно должно возрастать наше удивленіе по мѣрѣ увеличенія числа и сложности такъ искусно принаровленныхъ другъ къ другу частей! Чѣмъ дальше мы идемъ въ этихъ изслѣдованіяхъ, тѣмъ больше открываемъ новыхъ проявленій искусства и мудрости; вдали-же различаемъ еще другія, подобныя-же, проявленія, лежащія внѣ доступныхъ намъ предѣловъ: въ тонкомъ внутреннемъ строеніи частей, гвъ устройствѣ мозга, въ организаціи сѣменныхъ сосудовъ. Всѣ эти искусныя приспособленія повторяются въ каждомъ изъ различныхъ видовъ животныхъ, повторяются съ изумительнымъ разнообразіемъ и при точномъ соотвѣтствіи отдѣльнымъ намѣреніямъ природы, преслѣдуемымъ ею при образованіи каждаго отдѣльнаго вида. И если невѣріе Галена, даже въ то время, когда естественныя науки были такъ несовершенны, не могло устоять противъ такихъ поразительныхъ проявленій, до какого-же закоренѣлаго упрямства долженъ дойти философъ нашего вѣка, разъ онъ въ состояніи подвергать сомнѣнію Высшій Разумъ?
Еслибы я встрѣтился съ такого рода господиномъ (слава Богу, они очень рѣдки), я спросилъ-бы его: предположимъ, что существуетъ Богъ, который не доступенъ непосредственному воспріятію нашихъ чувствъ; могъ-ли бы онъ представить болѣе сильныя доказательства своего существованія, чѣмъ тѣ, которыя обнаруживаются во всемъ обликѣ Природы? Что-бы, въ самомъ дѣлѣ, могло сдѣлать такое божественное Существо, какъ не скопировать нынѣшній строй вещей, сдѣлать многія изъ произведеній своего искусства такими явными, чтобы даже тупой умъ не могъ не замѣтить ихъ, обнаружить проблески еще болѣе искусныхъ произведеній, доказывающихъ его чудесное превосходство надъ нашими ограниченными представленіями и безусловно скрыть многія изъ этихъ произведеній отъ столь несовершенныхъ существъ? Но, согласно всѣмъ правиламъ вѣрнаго разсужденія, неоспоримымъ долженъ считаться всякій фактъ, подтверждаемый всѣми аргументами, которые допускаются его природой, хотя-бы даже аргументы эти сами по себѣ не были очень многочисленными или доказательными; насколько-же болѣе (неоспоримымъ долженъ казаться фактъ, разбираемый] въ данномъ случаѣ, когда никакое человѣческое воображеніе не способно подсчитать числа такихъ аргументовъ и никакой человѣческій умъ не въ силахъ оцѣнить ихъ доказательность!
