— Я готовъ согласиться, сказалъ Клеанѳъ, что тѣ, которые утверждаютъ безусловную простоту Высшаго Существа, въ той мѣрѣ, какъ ты это сейчасъ изложилъ, являются полными мистиками и что они должны нести на себѣ отвѣтственность за всѣ тѣ слѣдствія, которыя я вывелъ изъ ихъ мнѣнія. Однимъ словомъ, они — атеисты, сами не зная того. Вѣдь если даже допустить, что Божество обладаетъ аттрибутами, которые для насъ непостижимы, мы все-же никакъ не должны приписывать ему аттрибутовъ, абсолютно несовмѣстимыхъ съ разумной природой, составляющей его сущность. Духъ, — акты, чувствованія и идеи котораго не отличны другъ отъ друга и не подвержены смѣнѣ, духъ, совершенно простой и безусловно неизмѣняющійся, — это духъ, не обладающій ни мышленіемъ, ни разумомъ, ни волей, ни чувствомъ, ни любовью, ни ненавистью, однимъ словомъ, — это вовсе не духъ. Давать ему это наименованіе — значитъ злоупотреблять терминами, и мы съ такимъ-же правомъ можемъ говорить объ ограниченномъ протяженіи, не имѣющемъ фигуры, или-же о числѣ, не составленномъ (изъ единицъ].
— Прошу тебя, сказалъ Филонъ, подумай, противъ кого ты въ данную минуту ратуешь! Ты удостоиваешь наименованія атеиста почти всѣхъ здравомыслящихъ, правовѣрныхъ духовныхъ лицъ, трактовавшихъ объ этомъ предметѣ, и въ концѣ концовъ окажется, по твоему разсчету, что ты — единственный здравомыслящій теистъ въ мірѣ. Но если идолопоклонники — атеисты (а это, я думаю, съ полнымъ правомъ можно утверждать), и христіанскіе богословы — тоже атеисты, что-же станется тогда со знаменитымъ аргументомъ, основанномъ на всеобщемъ согласіи человѣчества?
Но я знаю, что ты не придаешь большого значенія именамъ и авторитетамъ; поэтому, я попробую выяснить тебѣ нѣсколько отчетливѣе неудобство того антропоморфизма, который ты исповѣдуешь, и я докажу тебѣ, что нѣтъ основанія предполагать, будто въ божественномъ духѣ образуется планъ міра, составленный изъ отдѣльныхъ, разнообразно-расположенныхъ, идей подобно тому, какъ въ головѣ архитектора образуется планъ дома, который онъ намѣревается построить.
Признаюсь, трудно понять, что мы выигрываемъ отъ этого предположенія, все равно, судимъ-ли мы о данномъ вопросѣ на основаніи разума, или-же на основаніи опыта. И въ томъ и въ другомъ случаѣ мы видимъ себя принужденными подняться еще выше, чтобы найти причину той причины, которую ты обозначилъ какъ достаточную и окончательную.
Если разумъ (я подразумѣваю разумъ отвлеченный, изслѣдующій все а priori) не отвѣтитъ вообще молчаніемъ на всѣ вопросы о причинѣ и дѣйствіи, то, по крайней мѣрѣ, онъ рѣшится произнести слѣдующее сужденіе: что духовный міръ, или-же міръ идей, требуетъ причины не меньше, чѣмъ міръ матеріальный, или-же міръ объектовъ, и что если онъ сходенъ съ послѣднимъ по устройству, то долженъ требовать и сходной причины. Ибо на какомъ основаніи можно было-бы придти въ данномъ случаѣ къ другому выводу, къ другому заключенію? Съ отвлеченной точки зрѣнія, оба міра совершенно тожественны, и всякое затрудненіе, присущее одному изъ предположеній, присуще одинаково и обоимъ.
