Стучали мы довольно долго, сначала тихо, потом громче. Наконец хриплым со сна голосом отозвался Сергей:
— Кто?
— Сережа, — позвала Оксана. — Открой, пожалуйста.
— Мама, чего так рано? — пробурчал зять, увидев перед собой тещу.
— И, правда, мама, еще даже толком не рассвело? — зевая на всю ширину рта, спросила Наташа. — Болит что-то? Опять сердце?
Заметив, что за Оксаной входим мы, она натянула до подбородка простыню и испуганно перевела взгляд на мать.
— Дети, — изрядно волнуясь, начала Оксана, — запомните, если будут спрашивать, мы до утра играли в карты в каюте Марины и Алины. Запомнили? До половины четвертого утра, — для закрепления повторила она.
— Мы? Но мы спали! В половине двенадцатого вернулись в номер и больше никуда не выходили.
— Нет, дочка! Говори, что я, ты и Сергей играли в карты вот с ними.
— А кто нас будет спрашивать, и почему мы так должны сказать? — удивленно спросил Сергей.
Тут Оксану прорвало, и она заголосила в голос:
— Василя убили! Васю! Дочка, папу убили!
Наташа подскочила в постели и вытаращила на мать глаза:
— Мам, ты что?!
Сначала мне показалось, что дочь не понимает, из-за чего мать так убивается. Этот человек не стоил ни одной ее слезинки. Радоваться надо, что его жизни лишили, но никак не плакать. Не дождавшись от Оксаны ответа — та продолжала биться в истерике, — Наташа спросила у нас:
— Она не шутит?
Вместо нас ответила Оксана:
— Шучу? Только если… — она подняла на нас глаза, понимая, что вряд ли мы способны так шутить, и опять зарыдала.
— Да какие уж тут шутки, — вздохнула Алина.
— Оксана, — сказала я, после нового витка истерики, — самое время появиться тебе на палубе. Прошло минут сорок, как мы пошли за тобой. Соберись, вытри слезы… Хотя, нет, иди, как есть.
— Наташа, ты пойдешь со мной? — промокнув платком слезы, спросила Оксана у дочери.
— Да, только оденусь. — Не попадая ногами в брючины, девушка спешно начала одеваться. Натянув на голое тело футболку, она подскочила к двери.
На палубе людей меньше не стало. Единственно, они разомкнули кольцо и деликатно расступились, не мешая вдове рыдать над трупом. Рада стояла на коленях, уперев голову в подлокотник шезлонга. Ее плечи ритмично сотрясались, при этом она не забывала периодически спрашивать:
— На кого ты нас оставил, Васенька? Чья рука сгубила моего соколика?
— Противно от ее притворства, — прошептала мне на ухо Алина. — Соколика… Где слов таких набралась? Видно же, что неискренне.
Я только пожала плечами — каждый переживает горе по-своему. Взять, к примеру, Оксану, ее горе казалось куда более глубоким.
