Викинг! Этим словом чаще ругались, чем хвалились, ну так и что? Руки у викинга по локоть в крови, своей и чужой — ну так и что? Всюду незваный гость, нигде нет у него ни логова, ни гнезда, не спит он дважды под одной кровлей — так что же с того? Но когда викинг умирает — о нём поют песни, люди долго судят о его деяниях, спорят, хулят и хвалят, и слова славы громоздятся выше любого кургана, и жизнь его длится, выбитая древними рунами на памятном камне край дороги…
Хаген отчаянно желал вырастить свою судьбу. И прекрасно понимал, что ни в Белых Горах, ни на хуторе Сельхоф это зерно не даст могучих всходов.
И только далёкий стольный Хлордвик манил его дымом сотен очагов.
Однажды Хаген спросил Дага Стигсона:
— Скажи-ка, Даг мастер, ты ведь не только умелый корабел, но, кажется, и мореход? Как получилось, что ты теперь сидишь тут, чинишь лодки и водишь торговый кнорр?
— Вместо чего? — хмуро прервал Даг. — Вместо того, чтобы бороздить равнину китов на борту двадцативёсельного драккара во главе ватаги викингов? Одно время так и было, — старый мастер презрительно сплюнул под ноги, — всё было у сына Стига Тесло: золото, слава, почёт, оружие, добрая одежда, любимая женщина и трое детей. Спроси меня, Хаген, где теперь это всё? Пошло по ветру, с дымом, и месть не принесла облегчения… Морская вода, кровь и слёзы — кругом одна соль. Тошнит. Уж лучше — от морской воды. Потому и подался к Буссе.
Хагену неловко было продолжать тот разговор, но коль начал…
— А где вы собирались для набегов и зимовок?
— Ведомо где, — пожал плечами Даг, — где придётся. То на островах, то во фьордах. Есть такое место, гора Фленнскалленберг в заливе Гравик, там чаще всего зимуют. Оттуда же выходят на лебединую дорогу. Туда многие приходят в поисках лучшей доли, но не всякого примут. — Помолчал и добавил: — Это тебе на всякий случай.
Хаген ничего не сказал, только низко поклонился. Теперь он знал, куда направится по осени, где найдёт почву, чтобы посадить зерно судьбы, где, быть может, обретёт стаю и вожака, и, как знать, однажды вернётся в эти воды, чтобы отомстить Карлу сыну Финнгуса.
Правда, доля Дага Стигсона его несколько опечалила, но Даг вряд ли посвятил себя такому божеству, как Эрлинг. Тому, кто зрел в глаза Отца Павших, нет нужды ценить жизнь. Ни чужую, ни свою. Хаген твёрдо полагал в те годы, что готов ко всему.
Однажды Вальд, сын кузнеца, отпросился поохотиться на тюленей — отец отпустил, благо, работы было немного. С ним на лодке отправились ещё семеро парней, а Хаген не отправился, потому что как раз был на рыбном промысле. Но тут навалились на Торвальда кузнеца дела: то с мерина-тяжеловоза подкова слетела, то оказалось, что петли на дверях вконец проржавели, то понадобились новые ободья на бочки да вёдра, то лопнули сразу три топора. Да Буссе потребовал наделать полсотни больших гвоздей и сотню малых — кто знает, зачем? Хозяин сказал, работник — засучи рукава. Потому после обеда Хагена отправили в кузню Торвальду на подмогу, пока Вальд не вернётся. Хаген не возражал, тем более, что Торвальд в награду выправил ему из сточенного ножа бритву — парня раздражал пушок на щеках и подбородке, который, уж конечно, не походил на густую бороду героя и не добавил бы ему благосклонности Альвёр.
