— Хм, — улыбнулся Тунд почти тепло, — на свой век ты, кажется, неглуп. Играешь в тэфли?
Старик достал доску и начал расставлять фигурки:
— Вешать тебя во славу Эрлинга я не собираюсь. Во-первых, верховному асу славы и без того хватит, а во-вторых, это утомительно и скучно. А я ненавижу скуку. Ты, должно быть, тоже.
— Не знаю никого, кто любил бы скучать, — согласился Хёгни.
— Правда твоя, хотя есть и такие… но в Хель бы их. О чём я? Да, о жертвоприношении. Ты полагаешь, как и большинство добрых людей, что жертвоприношение, блот, офрет, это просто зарезать на алтаре козлёнка под весёлую музыку? Говна не стоит подобная жертва. Не зря же Высокий спрашивает: мол, сумеешь ли вырезать руны, сумеешь ли их окрасить, сумеешь ли принести жертву, сумеешь ли раздать дар богам? Сумеешь ли в конечном итоге воспользоваться рунами и чарами? Твой ход.
Хёгни двинул пешку, открывая советника, и спросил:
— Так что же такое — настоящий блот?
— Вернёмся к истокам. Кто совершил первый блот?
— Самый первый? — уточнил Хёгни.
— О, юноша, ты уже понял, к чему я клоню? — засмеялся Тунд, выводя наперёд белого лучника.
— Эрлинг с братьями разделали Бримира, жившего в начале времён, — Хёгни не польстился на лучника, а вывел всадника на противоположном фланге. — Древний йотун стал первой жертвой. Из его тела сотворили девять миров. Что же, выходит, офрет — это игра в сотворение мира?
— Предай забвению само слово «игра», — жёстко молвил Тунд, глядя юноше прямо в сердце, — ты уже не ребёнок, ты, кажется, ходил в викинг, так что оставь «игры» мамкиным сынкам. Мы ведь с тобой даже сейчас не играем. Уже давно — не играем. Ходи.
Хёгни невзначай коснулся рукой груди. Рёбра его заиндевели, кровь стала холодной, как море, как горные снега, сердце превратилось в кусок льда. Рука нащупала костяного лемминга на шее — оберег, с которым его похоронили при рождении. На высокой скале. Над волнами. В час бури. Хёгни знал, не разумом, но самим духом, что лишь буря способна разбить лёд.
— Мы не играем, — повторил гость слова хозяина. — Мне встать и уйти?
— Иди, — бросил Тунд безразлично, — или ходи. Выбор за тобой.
— Это весьма занятная не-игра, — Хёгни поставил чёрного лучника так, чтобы тот прикрывал всадника. — Ладно, правильно ли я понял, что жертвоприношение — это всегда сотворение мира из жертвы?
— Хорошее жертвоприношение — всегда. Но что есть мир?
— Я не знаю.
Тут Хёгни лишился всадника: его место занял белый лучник Тунда. Парень молча снял его своим стрелком, но его убил белый советник.
