— Потому что он король, — усмехнулась Хрейна, но глаза её были печальны, — короли часто дают своим людям всякие прозвания. Но он ещё и твой дед. И то, что он зовёт тебя именем для подкидышей, вовсе не значит, что он тебя не любит.
— Он король, — возразил Хёгни, — он должен хорошо править, а не любить меня. Да?
«И это ведь ему только три с половиной года», — подумала королева со страхом и гордостью.
А Хёгни помолчал и сказал так:
— Ну это ничего. Я тоже люблю тебя, бабушка Хрейна. Да-да. Я всех вас люблю…
…И все платили Альварсону той же монетой. Даже Финда дочь Аки, которая стала ему как бы мачехой. Как бы — потому, что хоть она и жила с Альваром как жена, но женой ему вовсе не была: Альвар не платил за неё мунда, не взял приданого и не вручил «утренний дар». И уж тем более не засылал сватов к Аки карлу и не считал его родичем. У младшего тенгильсона вообще сильно испортился нрав за последнее время. Он стал много пить и сделался нелюдим, но всё же любил сынишку, хоть тот и напоминал сыну конунга о боли и позоре.
При дворе в Сольфхейме вообще воспитывалось тогда много малышни. Как отпрыски высоких этелингов, так и отродья челяди да прочих свободнорождённых. Даже дети немногочисленных невольников бегали со всеми, когда не бывали заняты в помощи своим неудачливым родителям. В те времена считалось, что благодаря этому люди будут смолоду чувствовать себя единым народом и станут более справедливо относиться друг к другу в зрелых годах. Однако на деле неравенство давало себя знать и в детских играх: трэлинги играли трэлей[35] и получали самые обидные клички, этелинги же играли этелингов и носили благозвучные прозвища. Впрочем, Хёгни ровно держался и с теми, и с другими.
Потому что заметно отличался и от тех, и от других.
Дело в том, что потомки двергов были, как правило, крепенькими упитанными карапузами с широкой костью и смалу проявляли привычку к силе, тогда как Хёгни пошёл в мать, а она, как уже было сказано, происходила из краткоживущих Верольд. Поэтому сын Альвара вытянулся и поумнел быстрее сверстников, но заметно уступал им в силе и частенько бывал бит. Он не обижался. Он их всех любил. Да и дети двергов, странное дело, не измывались сверх меры над долговязым заморышем. Тем более, что он придумывал самые увлекательные игры, самые смешные прозвища и самые опасные проказы.
Кьялак дворецкий его за это ненавидел, но уж это были его дворецкие трудности.
Особенно сдружился Хёгни с двумя трэлингами, Бьяргой и Бюггви, детьми Боги невольника. Этот Боги обнищал и продал себя в рабство, чтобы прокормить семью, как, увы, иногда случалось у двергов. Хёгни очень их жалел, потому что им редко удавалось поиграть в прятки, догонялки или «Жриговно!
