Хёгни рано научился говорить, притом вполне осмысленно. Терпеть не мог, когда его сюсюкают, качают или поют колыбельные. Зато обожал громкие военные песни да непристойные висы, на которые придворный скальд Раги Пузо был превеликий мастер. Этот Раги, в общем-то, и научил малыша говорить. Первое слово, какое вымолвил Хёгни, было, да простит меня благовоспитанный слушатель, «Крак-мудак». Краком звали какого-то слугу, с которым Раги повздорил. Уж так вышло, что Хёгни громко произнёс это на празднике Соммаркема, и сие столь всех позабавило, что ни сквернослову Раги, ни самому Хёгни не стали пенять, а за Краком с тех пор закрепилось весьма звучное прозвище.
Первый же вопрос, который задал Хёгни своей бабушке Хрейне, звучал так:
— Кто такой Умскиптинг?
А поскольку сей вопрос был тесно сопряжён с извечным вопросом о том, откуда берутся дети, и, в частности, откуда взялся сам Хёгни, то можно представить, как нелегко пришлось королеве Хрейне. Хоть она любила и баловала замковую детвору, свою и чужую, но могла проявить и суровость. И проявила, поведав малышу жестокую правду о том, кто его мать, как его отец познакомился с ней и чем обернулось всё это дело. Наверное, это было не слишком разумно, надеяться, что малец не разболтает, но отчего-то Хрейне показалось совершенно необходимым открыть внуку эту истину. Тогда Хёгни спросил:
— А я вам чужой, да?
Хрейна поразилась, с каким спокойствием и рассудительностью этот карапуз воспринял её рассказ и как чётко и тщательно подбирал слова. Потом подумала: дескать, внук ещё слишком мал, чтобы по-настоящему что-либо понимать, вот и не особо переживает. Но цепкий взгляд серо-зелёных глазёнок, наследие северных предков, хищников моря, тронул испугом душу королевы. Хрейна погладила внука по голове как могла ласково:
— Ты ИМ чужой. Наверное. А нам ты никакой не чужой. Я твоя бабушка и я тебя люблю. И твой отец, и тётя Финда, и дядя Исвальд, и все здесь тебя любят. Потому что ты наше дитя, а мы не бросаем детей, ни своих, ни чужих. Так, наверное, принято на Севере и в других краях, а у нас не принято. — Потом подумала и добавила, — только Крак тебя не любит, потому что твой язык слепил ему скверное прозвище. Коли ты ещё станешь повторять за Раги всякие глупости, я сама помою тебе рот с мылом. И ему помою!
— Тогда, конечно, я буду говорить всякие глупости, — пообещал Хёгни, — хочу поглядеть, как у Раги рот будет с пузырьками. А почему король называет меня «Умскиптинг», а другие — нет?
