Юношу раздели догола, скрутили кожаными ремнями по рукам и ногам, в рот сунули кляп. Никого не волновали его слова. Бедолага мычал, дёргался, плакал, сопли густо залили усы и бороду. В широких глазах вместо лазури расплескался синий ледяной ужас. Палачи не обращали внимания: деловито подтащили парня к алтарю, перевернули спиной кверху, привязали руки и ноги к вбитым тут же колышкам: чтобы не брыкался. Тот зашёлся в рыданиях пуще прежнего. По каменному боку алтаря поползла тёмная струйка. Никто не засмеялся. Никто не ужаснулся. Люди, молодые и старые, наивные искатели приключений и битые жизнью бойцы, безродные бродяги и потомки благородных владык, не толпа — братство, не стадо — стая, — застыли кругом несокрушимой силы, морем холодных взоров. И — молчали.
Ждали.
Каждый из них уже вынес суд в сердце своём.
— Что он сделал? — услышал Хаген собственный шёпот, непристойно громкий.
— Убил побратима, — шепнул провожатый.
— И как его казнят?
— Врежут орла, — казалось, Арнульф весь обратился в нетерпение, — некогда то была почётная казнь, но теперь каждый сочтёт её позорной! Эрлингу приятна такая жертва.
— Мало радости смотреть, как у живого человека станут вынимать рёбра, — заметил Крак, — особенно после того, как только что поел. Пойду-ка прочь отсюда.
— Пожалуй, я тоже не стану смотреть, — решил Торкель.
— А я погляжу, — просто сказал Хаген.
Арнульф покосился на него со злорадной усмешкой:
— Погляди. Может, чему научишься!
Хаген подумал, что вряд ли захочет сам совершать такую казнь — равно как и принять её. Но он с малых лет усвоил, что в этой жизни всё возможно и ни от чего не стоит зарекаться.
Между тем Виндрек трижды воззвал к Эрлингу асу и достал нож из острого вулканического стекла. Скол мрака в руке жреца вспорол кожу на спине юноши. Годи задумался о чём-то, затем взял щипцы и вынул кляп изо рта братоубийцы. Тот так заорал, что было слышно, пожалуй, и в светлом Асгарде. «Верно, Эрлинг доволен», — подумал Хаген, глядя на идол.
— Кричи громче, ублюдок, — проговорил Арнульф, заворожено наблюдая за работой Виндрека.
Хаген стоял рядом и смотрел попеременно то на казнь, то на своего вождя. Видел, как годи снял кожу с жертвы, как отделил рёбра от позвонков и вывернул их наружу, как подрезал сухожилия под лопатками, ухватил края щипцами, завернул их с влажным и смачным хрустом и разложил по плечам. Братоубийца всё ещё был жив! Он уже не дёргался, только хрипел и пускал кровавые слюни: прокусил, видать, язык от боли. На его спине торжественно расправил крылья кровавый орёл
