Сигню коротко вскрикнула и потеряла сознание.
Торкель выскочил наружу — позвать людей Торольфа на помощь, но оказалось, они всё прекрасно видели. Просто стояли, зачехлив оружие, и молча наблюдали. То было неслыханное дело, чтобы хирдманы не заступились за своего хёвдинга, но, как изведал Торкель, бывает на свете и такое. Асбьёрн навис над парнишкой, словно ледяная гора:
— Тебя тоже убить, ублюдок, или сам сдохнешь?
Торкель затравленно оглядел окровавленную, заваленную телами гостиную, метнулся к останкам брата, схватил меч и бросился наутёк. Асбьёрн онемел от такого, но быстро опомнился:
— Чего стоите? Хватайте выблядка!
Не схватили. Не дали люди Торольфа: стали стеной, ощетинились сталью. Гиссур Кишка, побратим старшего Волчонка, вышел вперёд:
— Наш хёвдинг утратил удачу, но Торкель здесь ни при чём. От него тебе не будет урона, так что пусть убегает и живёт изгнанником. Уходи, Волчонок, уноси ноги!
Торкель не слышал. Он нёсся прочь от Граэнстада, от Асбьёрна и павшего родича, от предателя Гиссура и несчастной Сигню, которую теперь никто не защитит. Уходил сквозь боль и стыд, сквозь пелену горьких слёз, сквозь память и долг. Бежал на север, унося единственное наследство — меч Хёггвар, Секущий, чья рукоять помнила ладони отца и брата.
— Я отомщу, — клялся Торкель ветру, морю и скалам, срывая голос, — я найду Асбьёрна Короткую Бороду, где бы он ни был, на земле или под землёй, на море или за морем, при дворе конунга или в лачуге бродяги, в Нибельхейме или в Вельхалле. Найду и спрошу за всё!
Разрезал ладонь клинком, напоил сталь кровью, вознёс железный коготь к небу:
— Пусть я приму смерть от этого меча, коли не сумею отомстить!
Ответом ему были тяжкие удары прибоя, отзывавшиеся в юном сердце.
— Так что же, — недоверчиво осведомился Арнульф, когда Торкель окончательно охрип и замолчал, — никто из соратников твоего брата не стал на его защиту?
— Ни один не шелохнулся, — прошептал юноша.
— Скверное дело совершил Гиссур Кишка, — заметил старик, — и я на твоём месте скорее мстил бы ему, чем этому Асбьёрну. Впрочем, возможно, он счёл, что удача покинула Торольфа, когда он впал в немилость у Эрика конунга, и тогда его поступок понятен. Что отдавать жизнь за несчастливого вождя? Хотя это мне всё равно не по нраву.
— Сколько ты живёшь в изгнании? — спросил Крак.
— С осени, — просипел Торкель.
— Нам тоже несладко было зимовать, — усмехнулся Седой, — расскажи, Хаген!
Вождь приказал — делать нечего: пришлось нелживо поведать о зимовке на Эрсее. Торкель недоверчиво хлопал глазами, несмело улыбаясь, Крак хрипло смеялся, старик тоже посмеивался в бороду. Когда Хаген закончил, Волчонок покачал головой:
