— Как ты стерпел, Арнульф сэконунг, рабские обноски?
— Афи рыбак терпел обноски, — пожал плечами старик, — и где теперь Афи? Нет позора на моих сединах! Но я спрошу тебя, Торкель: чего ты бросился на Асбьёрна?
— Ну как чего, — опешил Торкель, — отомстить…
— Это я понимаю, — терпеливо улыбнулся вождь, — но ты не слышал, верно, народной мудрости, что лишь раб мстит сразу, а трус — никогда? Знаешь, на Юге говорят: месть — это такое кушанье, которое надобно подавать холодным. Легко мстить, когда кровь закипает в жилах, а багровая мгла застилает взор. Труднее, когда сердце сковано льдом, и иней на рёбрах… А что ты, собственно сказать, думаешь теперь делать?
— Думал двинуть в Гравик, податься к викингам, — устало молвил Торкель.
— Ну, тогда нам по пути! — сверкнул глазами Арнульф.
— Я не стану вам обузой? — надежда звенела тонкой струной.
— Грести можешь? Ну и всё! Обуза, скажешь тоже… — старик сплюнул вбок, приложился к меху с настойкой, крякнул вовсе не по-орлиному, — твой отец был славный человек, как и твой брат, и мне болит сердце, что у тебя такая кривая судьба. Чем смогу — помогу, а ты мне отплатишь, когда придёт срок.
— Даже если тебя вдруг подведут фюльгъи и хамингъи, — Торкель достал из-за спины свёрток, развернул дерюгу, кровавые сполохи окрасили клинок, — я не предам тебя, Арнульф сэконунг, и никого из твоих людей. И в этом я клянусь!
— А я стану свидетелем твоей клятвы, — заметил Хаген внезапно, — потому что и сам присягал Арнульфу Иварсону. Да помогут нам боги и духи сдержать слово!
— А я никогда не был свидетелем, — буркнул Крак, — только обвиняемым. И теперь не намерен менять привычек. Хватит тешить тщеславие Седого, а то у него морда треснет. Давайте уже спать! Хаген, ты самый младший, поэтому сторожишь первым.
— Тьфу, вот так всегда, — проворчал юноша, почёсывая редкую щетину.
3
В Гравик прибыли через четыре дня. И сидели там до самой осени.
Собственно, конечная цель пути, крепость Скёлльгард на вершине Фленнскалленберга, показалась ещё на подходе к Серому Заливу. Громада Горы Лысого Черепа темнела над волнами, но ни одного выхода к морю, пригодного для швартовки корабля, не имела. Потому желающим посетить Скёлльгард следовало сперва зайти в бухту, чьи воды хранили тяжкий серо-стальной цвет даже в самую солнечную погоду.
Хаген и раньше слыхал, что здесь собираются викинги на зимовку, но мало что мог бы сказать о том, как тут живётся летом. Оказалось — живётся славно и на широкую ногу. Моряки сорили серебром в посёлках и хуторах, разбросанных по берегу Гравика: пили, гуляли, играли в кости, тэфли и новомодные южные карты — замусоленные клочья дублёной кожи. Дрались — когда понарошку, когда и всерьёз. Лапали девиц. Поселяне не то что не обижались, напротив, едва не молились на гостей: во-первых, те давали заработать не только крестьянам, корчмарям и шлюхам, но и кузнецам, портным, сапожникам, плотникам и всяким ремесленникам. А во-вторых, гравикинги защищали побережье, и редко кто отваживался грабить в Сером Заливе.
