— Ну куда же мне деваться? Приму, конечно! Но пойми, глупый ты лемминг: дорога волков бури секир — это не та дорога, с которой всегда можно свернуть. Это не просто «лебединая дорога», как говорят скальды. Я сам с тринадцати годков — на море. Не нашёл я на китовой тропе ни любви, ни страсти, нет у меня ни детей, ни своего угла. Гибли мои братья, предавали побратимы. Но я — сэконунг, морской король, и владения мои — бескрайняя равнина волн, а стены моего замка — борта кораблей! Никогда я не спал две зимы подряд под одной закопчённой крышей! И ни разу не был ранен в спину.
Гордо звучали те слова, но Хаген уловил горечь — она резала хриплую речь старого викинга, как крики чаек режут величественный голос прибоя. Не хотел Арнульф Иварсон такой судьбы юному Хагену. Не знал могучий старик, что иной судьбы сам Хаген не желал.
Ещё — не желал.
— Может, я и полудурок по твоему мнению, — тихо произнёс юноша, — но камни тверды, вода — мокрая, солнце движется с востока на запад, а дерьмо воняет. У меня выбор небогат.
Арнульф вздохнул. Сдался:
— Сними кольцо. Так. Подними над головой. Клянись.
— Есть какие-то особые слова клятвы на такой случай?
— Говори, что у тебя на сердце. То — самая крепкая клятва.
Тогда Хаген Альварсон поклялся на кольце, на крови, поклялся оружием и бронёй, бортом ладьи, хребтом коня, морем и ветром, огнём и землёй, призывая в свидетели всех духов и предков, поклялся своей удачей и судьбой, что отныне станет служить Арнульфу Седому Иварсону и умрёт за него, коли станет нужда, до тех пор, пока сам Арнульф не освободит его от присяги — или смерть не сделает это раньше. Морской король пообещал в ответ, что никогда не обидит своего человека ни словом, ни делом, ни едой, ни долей в добыче, и научит всему, что должно знать и уметь мужу, коль он хочет зваться викингом.
Солнце робко выглядывало из-за облаков, но глаза старика и юноши сияли ярче в тот миг. Они оба были счастливы и не имели сил этого скрыть.
Выпей — может, выйдет толк,
Обретёшь своё добро,
Был волчонок — станет волк,
Ветер, кровь и серебро.
Так уж вышло — не крестись —
Когти золотом ковать,
Был котёнок — станет рысь,
Мягко стелет, жёстко спать!
Наталья О'Шей. «Оборотень»
Пряный запах темноты,
Леса горькая купель,
Медвежонок звался ты,
Вырос — вышел лютый зверь
Там же.
1
Крак Кормчий, сын Траусти, был родом с острова Скипей. Ему не было и тридцати зим, но тёмные волосы и бороду уже тронула седина, обветренное лицо прорезали ранние морщины, взор был мрачен, а речь — коротка и прохладна. Никто не назвал бы его приятным человеком, да только немногие могли бы сравниться с ним в искусстве вождения кораблей, и все это признавали, хотя и с неохотой.
