Она встала, резко бросив салфетку, но была поймана за запястье.
— Куда ты? — с бешенством спросил Энрике, тоже вскочив. Он навис над ней, сверкая глазами.
— В Севилью, в свой отель! — резко бросила Марианна и, вырвав руку, бросилась прочь.
Но уйти ей не дали. Энрике немного замешкался — видимо, рассчитывался за ужин, и поймал ее уже во дворике ресторана, в темноте, окутанной ароматами роз и азалий. Молча прижал ее к стене, одной рукой схватив за запястья и, дернув ее руки вверх — так, чтобы она не могла его оттолкнуть, второй удержал за подбородок. Ногой при этом раздвинул ей бедра, посадив девушку на свое колено. Она трепыхнулась, но он был сильнее.
— Ты моя, слышишь? Моя! — он хрипло дышал, целуя в шею, спускаясь все ниже, к груди, что тяжело вздымалась под тонкой тканью летнего платья.
Марианна, не в силах сопротивляться такой атаке, прижалась к нему всем телом, дрожа от страсти. И лишь услышав чье-то улюлюканье и аплодисменты, Энрике взял себя в руки и отпустил девушку — иначе, как ей казалось, он занялся бы с ней любовью прямо в этом саду.
Альмавива молча взял ее за руку и повел к автомобилю.
И ночь летела за ними на крыльях ветра, и словно слышались в нем стоны всех влюбленных, и словно не было больше ни вчера, ни завтра, как и говорил Энрике. Был этот миг — короткий, но острый, грешный и невыносимо прекрасный.
И был он — мужчина, который держит крепко за руку, который гладит плечо, который целует так нежно и страстно, что можно задохнуться от нахлынувших чувств. Есть только он — шепчущий на своем красивом и страстном языке о том, о чем шепчут все влюбленные, и Марианна верила — верила, что все именно так, как он говорит. Что вместе — навсегда, что любовь его — как море и солнце, что она, Марианна, самая прекрасная и чарующая в мире женщина. И красивые слова Энрике не казались пошлыми или глупыми, а ведь прежде девушка не верила таким фразам. Прежде она вообще не чувствовала того, что чувствует сейчас.
Она улетала в небо и падала в пропасть, а автомобиль несся по краю оврага, и туман дрожал где-то на дне, и звезды падали в него, и забывалось все, что было. И странная сеньорита, которая явно не оставит в покое этого мужчину, и ресторан, и нелепая глупая ссора… Вот бы не было больше таких ссор! Никогда бы не было.
И когда приехали, наконец, к той гостинице, где утром оставили вещи, ночь уже вступила в свои права, и ярко-желтая луна красовалась на небе. Поднялись поспешно, смеясь, словно дети, вломились в номер, едва не снеся высокий торшер и напольную вазу. Был это хмель или просто страсть — неважно, главное — они, наконец, наедине, и никто им не помешает.
