— Ударом на удар отвечаю, а этот не спешит руки распускать. Так зачем же первыми начинать?
— Воспитатель, — ухмыльнулся Хорет, — ладно, глаза-то ему развяжи. Можно уже.
Линвард дернул узел, тот ослаб, повязка спала с глаз пленника и повисла на взмокшей шее.
Тогда, на площади, когда выхватили из беснующейся толпы главного смутьяна, Линвард не разглядел его лица. Зато, в слабом факельном свете, видел теперь. Взъерошенные волосы с жирноватым блеском, густые светлые брови у перебитой когда-то давно переносицы, острые скулы, треугольный подбородок, заросший короткой щетиной, нос с легкой горбинкой, насмешка, застывшая на тонких губах. И светлые, то ли серые, то ли голубые глаза с огромными черными зрачками, в которых неистово скакали искорки. Линвард смотрел в них и думал, что это — невинные отблески факельного пламени или обжигающе ненависть к своим захватчикам?
Пленник был еще молод, но, несмотря на слабость и унижение, держался ровно, от чего казался выше воинов.
— Это ты, верно сказал, страж города, — заговорил он, обращаясь к Линварду, громко, уверенно, с едва заметной издевкой, — вы не палачи. Вы хуже… Тупые марионетки. Вас дергают за нитки, а вы и рады.
— Рот закрой и пошел! — прикрикнул Ланз. — С другими поговоришь, посмотрим, кто голосистей будет.
Узник пошел за Линвардом, как шел и прежде, только больше не молчал.
— Можешь снова толкнуть меня! — гудел его голос, отскакивал от каменных стен, летел по проходам и таял эхом. — Ничего, я стерплю, поднимусь. А вам не встать, когда ваш кукловод оборвет нитки. А они-то уже давно подгнили. Падете, взревете, и вот тогда посмотрим, кто над кем посмеется. Жалкие душители. Ничего, не долго осталось. На всех вашей тюрьмы не хватит. Скоро увидите, чего стоит ваш Совет.
— Да ну, — ухмыльнулся Хорет, — мечтай, приятель, пока мечтается.
Надзиратель остановился, наконец. Поднес к глазам связку, покрутил, выбирая ключ, вставил в скважину, повернул со щелчком. Толстая решетка подалась вперед.
— Ну, заходи, — гоготнул он. — Уж извини, не королевские покои.
Пленник смело шагнул внутрь, Хорет развязал ему руки и поспешил замкнуть решетку.
— Совет изжил себя, — сказал бунтарь напоследок, не так злобно, как раньше, — вам пора бы это понять и встретить перемены достойно, как подобает настоящим воинам.
— Угомонись, — Хорет, как зверь, лязгнул на пленника зубами, — а то я тебе устрою прелести новой власти! Узнаешь у меня!
Пленник промолчал, он вцепился тонкими пальцами в прутья, приник к ним лбом и выслушал, наслаждаясь каждым срывом голоса надзирателя.
