Элин подает мне наряд, на этот раз другого кроя, но также из темной ткани и скромного, как и полагается, как того хочу я. Мне нравятся темные тона, но сейчас черный цвет отпугивает — цвет земли, тьмы и пустоты.
Элин помогает стянуть шнуровку на спине. Платье без излишеств из простого кроя, плотно облегает фигуру, подчеркивая изгибы. Я хмурю брови, проводя ладонями по мягким, струящимся к полу, тяжелым складкам. Но радуют длинные узкие рукава, которые скрывают запястья, устраивает и неглубокое декольте, что прячет мою грудь, не переношу слишком откровенные наряды, кои так любит Илиса, сестра Дарфа и моя золовка. Кажется, нечто подобное она умудрилась одеть даже сегодня, в такой скверный день. Не к чему мне выделятся особенно перед герцогиней. Да и не хочу.
Из украшения предпочитаю, только мамину подвеску. Она подари мне ее на мои шестнадцатую весну. Элин собирает мои волосы на затылке, закрепляет шпильками, высвободив лишь несколько локонов вольно виться по скуле. Заново смотрю на себя в зеркало и удивляюсь, как сильно я похожа на маму, в этом строгом, но изысканном платье. В молодости даже самый простой наряд смотрелся на графине роскошно. Элин оглядывает восхищенно, но, что нашла она такого восторженного в моем траурном облике вдовы. Вдова… Пугающее слово, оно полосует как серпом по сердцу.
Отрываю взор от отражения и, больше не медля, иду к выходу. Элин провожает меня до лестницы, там меня встречает камердинер господина Виссента.
— Миледи, не нужны сопровождающие, — обращается он к Элин, смотря поверх моей головы. — Герцогиня, желает поговорить с глазу на глаз, — переводит настойчивый заверяющий взгляд на меня.
Это заявление настораживает, но ничего не поделать, раз герцогиня велит… Оборачиваюсь на свою помощницу, давая знак остаться на месте, та послушно кивает. В ее глазах все же разливается тревога.
Камердинер ведет меня через прохладные парадные коридоры, стены которых, увешены бесконечным рядом картин. С каждым шагом ощущаю, как холодеют пальцы, хотя кровь бешено разливается по венам, стучит в висках. Паника внезапно нападает на меня, как только, четко представляю острый взгляд герцогини Лиатты, которым наградила она меня еще утром. Но с другой стороны, сердце матери можно было понять…
Мы останавливаемся у богато резных двустворчатых дверей. Слуга берется за позолоченные ручки и широко распахивает створки, чуть отходит, пропуская меня. Я каменею и задерживаю дыхание, сжимаю кулаки, собираю остатки воли и шагаю внутрь. Судорожно сглатываю, когда различаю в высоком мягком кресле за широким дубовым столом графа Джерта.
