Положенный на землю Шурик сделал нам знак приблизиться.
— Не полируйте себе кровь через всяких-разных напрасных мыслей, — проговорил он в своей манере. — Малик знает, что делает. Вернется за всеми, куда бы нас ни занесло. На свободе есть выбор действий, в плену — нет.
Пугливо глянув на конвойную команду, которой было не до нас, я шепнул:
— Если не секрет, кто он по основной профессии?
— А я знаю? Но при желании любого уложит посреди мостовой безо всякого риска подцепить дополнительную температуру к остывающему организму. Кстати, можно встречный вопрос: почему «Чапа»?
Я непроизвольно вздохнул.
— Угораздило папу Ваню назвать сына Васей. Вот и стал для всех Василием Ивановичем Чапаевым из анекдотов. Потом Чапаем. Потом совсем укоротили. Но лучше Чапой, иначе — Муха. Все-таки Мухины мы.
— Которые всегда в пролете, — хихикнула Тома. — Чапа лучше. И если знать предысторию — героичнее.
Больше поговорить не дали.
— Приветствую, царевна Милослава. — Гордей чуточку склонил голову.
Его бойники сделали знакомый нам короткий присест, но оружие по-прежнему держали направленным в сторону прибывших.
Мы с Томой машинально переглянулись: царевна? Царских отпрысков тут как собак … пардон, волков нерезаных. И все по лесу бродят. Больше заняться нечем?
— Гордей, сколько зим! — Царевна состряпала на губах фальшивую улыбочку. — Знаком с моими мужьями?
— Не довелось, — сообщил царевич тоном «сто лет вы мне не сдались».
— Дорофей, — представила Милослава левого. Затем правого, отличавшегося от второго только шириной груди и цветом лошади: — Порфирий.
— Очень, — кивнул Гордей, проглотив полагавшееся «приятно».
— Жаль, что ты пристроен, — не слишком правдоподобно пожалела Милослава.
— Староват я для тебя, соседка. Найдешь порезвее.
— Кто бы говорил, — не сдавалась та.
Возможно, так протекали местные «чо как», то есть, «как дела, как погода» — обязательный набор слов встретившихся соседей перед тем, как разъехаться.
Странно, но Дорофей с Порфирием, представленные как мужья, равнодушно отмалчивались. Отстраненные взоры, не чувствовавшие реальной опасности, спокойно и задумчиво гуляли по сторонам. Порфирий статью превосходил более хилого — исключительно по сравнению с ним — Дорофея. Дорофей мстил чеканной красотой лица, выразительностью глаз и недоспрятанной ухмылочкой, за которой скрывался хитрый ум. Насчет ума лишь предположение, а хитрость присутствовала однозначно. Или зловредность. Не люблю таких. Потому что иногда сам таким бываю. Или не иногда.
