– Вероника Дмитриевна, так я пойду? – в комнату заглянула домработница, прервав ход моих мыслей. – Сердце давит, сил нет. Схожу к врачу, может, таблетки новые выпишет.
– Идите, – разрешила хозяйка, не отводя глаз от нас.
Под ее тяжелым взглядом, который так и говорил: «Когда же вы поймете, что мне не до вас?», – я вынуждена была сказать:
– Мы тоже пойдем. Пусть земля будет Борису Ивановичу пухом, – и поторопилась к выходу.
Вероника, не проронив ни слова, проводила нас до дверей. Домработница все еще находилась в прихожей. Она надевала плащ медленно, тяжело дыша. Скорей всего, ей действительно нездоровилось.
Я переглянулась с Алиной. Та поняла меня с полуслова.
Мы вышли из квартиры втроем: я, Алина и домработница. Когда зашли в лифт, Алина предложила:
– Вам нехорошо? Давайте мы вас подвезем к поликлинике?
– Ой, как я вам буду благодарна. Боюсь, что на трамвае три остановки я не доеду, умру по дороге. Меня Анной Григорьевной зовут.
– Очень приятно, я Алина. Это моя подруга Марина. Анна Григорьевна, почему же вам хозяйка такси не вызвала?
– Да она сама не в себе. Разве не видели? Не женщина, а статуя. Снежная королева. Она словно ледяной коркой покрылась. Да это и понятно: горе у человека.
Алина подвела Анну Григорьевну к своей машине, открыла заднюю дверь и помогла сесть.
– Вот спасибо! – благодарно воскликнула Анна Григорьевна, откинувшись на спинку сидения. После нескольких секунд молчания она заговорила: – У меня сердце часто прихватывает. Борис, царствие ему небесное, всегда своего шофера присылал, чтобы тот меня в поликлинику свозил. Вероника, конечно, этого делать не станет. Наверное, придется мне новое место искать, а то и вовсе на пенсию жить. Последний год Боря меня из жалости держал. Я у его матушки работала, а когда та год назад умерла, к себе взял. Неловко я себя у новой хозяйки чувствовала.
– Почему? – поинтересовалась я.
– Да как же? Мешала я им. Вероника считала, что посторонний человек в доме не к чему, незачем сор из избы выносить. До меня к ней из агентства приходили работницы, каждый раз разные. Приберут квартиру и уйдут восвояси. Я этого не понимаю. А если человек нечестный, стащит что-нибудь? Потом докажи! Веронику кража не пугала, в доме сейф. Вообще-то она аккуратная, побрякушки свои золотые не разбрасывает.
– Анна Григорьевна, вот вы сказали, что Вероника не хотела выносить из избы сор. Они что, с Борисом плохо жили?
– Да как вам сказать? Не знаю, как было раньше. К матери Бориса они всегда приходили веселые, жизнерадостные. Может, для нее старались? Знали, что ей жить осталось недолго. А потом мать Бориса умерла, – Анна Григорьевна перекрестилась, – а я поселилась у молодых. Вот тогда и поняла, что в этой семье каждый живет своей жизнью. Откровенно Вероника и Борис не ругались. Борис очень воспитанный был, голос на жену не повышал, при мне претензии не высказывал. Хотя, наверное, было за что. Не могу сказать, что Вероника – жуткая мотовка, но время от времени она себе такие дорогие наряды покупала. Зачем, спрашивается? Все равно ведь дома сидит. Ой, сколько у нее тряпья скопилось! У всех для одежды шифоньер служит, а у нее целая комната под платья и шляпки оборудована.
