— Но, господин Лиссай, нельзя же оставить окна совсем без штор. Вся ваша спальня будет как на ладони.
— Пожалуйста, повесьте вместо них тюль, белый тюль. Я предполагаю, что, если сделать несколько слоев, то сквозь них ничего не будет видно… И не забывай о сирени. Она все равно скрывает комнату от чужих взглядов.
Горничная неодобрительно поджала губы, но промолчала. Лиссай увидел, как вокруг нее пульсирует темно-синее облачко недовольства, и захотел, чтобы она поскорее ушла — некрасивый, пугающий цвет!..
За последние несколько месяцев принц, который всегда был странным, а теперь, как поговаривают, и вовсе съехал с катушек, шаг за шагом полностью поменял интерьер своих покоев. Сначала его перестали устраивать обитые красным бархатом кресла. Потом начал раздражать балдахин над кроватью. Стол, покрытый сукном. Книжные шкафы. Постепенно каждый предмет в комнате подвергнулся опале и был заменен на своего двойника чистого белого цвета. Дошло до того, что на той неделе принц самолично перекрасил пол и стены. Последний оплот здравомыслия, шикарные портьеры цвета осеннего леса, оставлял хоть какую-то надежду…
Теперь комната Лиссая, действительно, превратилась в филиал Лазарета. Белая и полупустая, она пахла холодом. Единственное, что оживляло обстановку — это разбросанные по всему помещению холсты и резко пахнущие краски. Готовые картины принц сразу же запирал в смежных спальне помещениях, откуда они зачастую перекочевывали в дома покупателей. Лиссаю было не интересно любоваться уже законченной работой. Цель художника — творить и не останавливаться.
По мере того, как проходил день, и солнце за стеклом совершало свой небесный обход, освещение в белой комнате менялось, но все время было безупречно чистым. Лиссаю доставляло удовольствие смотреть на свои руки в этом бело-зеленом — из-за кустов сирени — цвете вокруг. Худые, бледные и густо посыпанные веснушками, они приобретали какое-то волшебное сияние. И, что самое важное, белый цвет не отвлекал. Из него было гораздо проще уходить в Святилище.
Лиссай был художником и, как говорили в прессе, художником-авангардистом. В детстве он рисовал классические картинки: пейзажи, портреты, натюрморты. Его отец, Сайнор, не скупился на оплату учителям и втайне гордился своим младшим сыном, хотя внешне этого не показывал: в конце концов, мужчина королевских кровей должен быть, в первую очередь, государственным мужем.
Как-то в юности Лиссай упал с лошади. Сильно. Приложился головой так, что произошло сотрясение мозга и, хотя лекари быстро привели его в чувство, с тех пор картина мира у принца слегка изменилась. Он стал видеть эмоции людей и еще какие-то непонятные потоки света, будто акварель, расползающуюся по листу бумаги. Их было много, они были подвижны и наезжали одни на другие, у него кружилась голова, а в людных местах подташнивало. К этому, впрочем, Лиссай быстро привык и даже стал получать от подобных вещей удовольствие. В частности, такие нелады со зрением породили у него совершенно новый этап в живописи: его картины стали яркими, смелыми, полными волшебных огней. Чем больше Лиссай рисовал, тем лучше у него получалось. В конце концов реальные объекты практически полностью исчезли с его холстов, уступив место разноцветным потокам света. И вот однажды Лиссай понял, что его рукой как будто движет что-то иное, не он сам.
