— Вот его след…
— Меня поведет сердце, Тир, — рыцарь пришпорил коня и, не оборачиваясь, помчался вперед.
Норвежка, не колеблясь ни минуты, последовала за ним. Топот лошадей, пущенных крупной рысью, гулко разносился в холодном утреннем воздухе, пар клубами вырывался из их ноздрей, и Тир невольно подумала, как должна была мерзнуть юная англичанка в одной тонкой льняной рубахе.
Внезапно сэр Гай свернул с дороги в лес и, пригибаясь, чтобы не зацепиться о нависающие ветви деревьев помчался в перевитую полосами рассветного тумана чащу. Тир придержала разгоряченного коня — да, след похитителя тоже вел туда.
Места эти девушка знала так же хорошо, как рачительная хозяйка свою кухню. Она тронула поводья, рассчитывая обогнуть рощу и въехать с другой стороны. Пригнувшись к луке седла, Тир хлестнула коня и продолжала понукать его, пока тот не полетел стрелой, так что светлые, отливающие серебром волосы молодой норвежки смешались с серой гривой благородного животного. Бешеная скачка окончилась, когда девушка свернула в лес, где спешилась и, привязав лошадь, крадучись шагнула в чащу.
Шум битвы и крики она услышала издалека. За англичанина она была спокойна — то холодное безумие ярости, что Тир увидела в его глазах, служило ему и щитом, и мечом. Воины-берсерки были под особым покровительством самого Одина. Он делал их неуязвимыми… Единственно, от чего был беззащитен сэр Гай, так это от подлой хитрости, которой славился Харальд Аттердаг.
Двигаясь почти бесшумно, Тир приблизилась к опушке небольшой поляны, на которой был разбит лагерь. Рыцарь, как черт вертелся в том месте, где раньше горел костер. Его разгоряченный конь храпел и вскидывал мощные передние копыта, а залитый кровью меч вновь и вновь находил свои жертвы среди застигнутых врасплох людей Аттердага. Самого Харальда на поляне не было, Куини тоже.
Пригнувшись, Тир вновь скользнула в кусты, забирая вправо, где в скалах была небольшая сухая пещера, не раз служившая ей прибежищем, когда она была еще девчонкой…
Куини очнулась от холода. Она открыла глаза и испугалась, увидев лишь полную черноту. Ни отблеска, ни мерцания, ни отсвета. Она попыталась крикнуть и только сейчас сообразила, что рот ее снова завязан. Девушка замерла, объятая ужасом, холодом и темнотой. Свободная рубаха — ее единственное одеяние, скорее холодила, чем грела. Босые ноги, к тому же жестоко стянутые веревкой, почти потеряли чувствительность.
Поняв, что еще немного, и она элементарно замерзнет, Куини перекатилась на спину и, почувствовав правым боком что-то твердое, подвинулась, уперлась в него плечами. Потом, сопя и извиваясь, протащила связанные за спиной запястья под ягодицами, а после одна за другой сквозь кольцо, образованное связанными руками, проскользнули и ноги. Две цели были достигнуты — она согрелась и сделала первый шаг на пути к свободе.
