Отстранился Лис, прикосновений не разрывая, словно мысли мои прочитал, да опечалился больше прежнего. Не о том знать подумала или поняла неправильно сердца стук.
— Не стоит темной силе ласку дарить и заботу. Судьба — твоя в Ведьмовской избе решится. Моя — волю хозяйки выполнять. Нельзя иначе.
— Почему? — Спросила, руки убирая. Но мужчина схватил ладони на половине пути и потянул к губам. Поцеловал тыльную сторону и произнес:
— Проклята ты красотой, я за ворожбу темную. Да так, что ни близких, ни душ родимых не помню. Вдруг ждет меня девица красная, слезы льет, а я руки твои целую, потому что прекрасна, словно луна новорожденная.
Затопила обида душу мою, сердце закололо иголками, но ни одной слезы не проронила. Сделала шаг назад, головой покачивая.
— Веди, пленницу. Да глазами смотри пореже, чтобы искушению не поддаться! — Сказала, развернулась и пошла вперед быстрым шагом, головы не поднимая. Со злостью пнула мухомор, тот недалеко улетел, упал возле колючей ели, иголки разворошив. Я подошла поближе пару шишек сорвала. Кину потом в мага, когда тот не видит. Подумал о маленькой пакости и поняла, что веду себя словно девчонка двенадцатилетняя. Вздохнула, “снаряды” в руке перекатывая. Хотела бросить, но из-за упрямства в карман сунула и двинулась вперед, сгибаясь, чтобы от веток низких увернуться; перешагивая поваленные бревна, лосями обглоданные.
Лиса и след простыл. Я заволновалась. Позвала, но мужчина не ответил. Шагнула вперед и наткнулась на невидимую стену. Сделала движение назад, а руки липкая преграда не отпускает. Сколько не пыталась выбраться — ничего не получалось. Ни на крик, ни на молитвы никто не пришел. Бросил меня маг посреди лесной чащи. А может, это он создал паутину, чтобы проучить наглую девицу?! Но раздавшийся сзади голос ясно дал понять, что Михай тут не при чем.
— Ох, какая красивая добыча в сети мои угодила! — Яркие шипящие нотки поведали о том, что у говорящего не хватало зубов.
Я обернулась через плечо, а человек сделал шаг вправо. Укрылся за спиной.
— Отпустите, пожалуйста! — Попросила незнакомца, без всякой надежды на то, что он просьбу выполнит.
— Хорошо! — С легкостью согласился мужчина. Подошел к стене, рукой провел, словно стер грязь. А я почувствовала свободу.
Теперь могла рассмотреть чудака. А по-другому этого человека назвать нельзя. Ободранный до колен балахон испачкался в грязи, а, судя по запаху, не стирался добрую сотню лет. Глубокий капюшон скрывал лицо незнакомца, что продолжал стоять ко мне боком и поглаживал невидимую преграду. Голые ноги тонули в зеленом мхе. Но отсутствие больших пальцев я заметила. Поежилась.
