— По убитой ведьме и кроличьей норе выступала? — разговор помогал цепляться за реальность и приносил временное облегчение. Ибо до двери — ажно тридцать шагов. Пропасть.
— Угу, — Римма отложила планшет. — Уль, ты в порядке? Что случилось? — она встала.
— Глупость, — я сморщилась. И гадость. — На воздух надо…
— Пойдем, — Римма подхватила меня под локоть, провожая. — Что, Анфиса Никифорова допекла?
— Почти, — и у двери я решилась: — Римм, сигаретой не угостишь? — и пропади оно все пропадом… У меня стресс.
— Держи, — моя спутница вынула из кармана пальто пачку и зажигалку. — А может, не надо? Ты вся зеленая.
— Хуже не будет, — я криво улыбнулась. Хуже уже некуда… — Спасибо.
— Да не за что, — она поправила очки и посмотрела на меня внимательно. И, конечно же, догадалась. Следы сильной волшбы ни с чем не спутать, а их она видит прекрасно. — Ты… звони, если что. Или кричи. Помогу.
Я кивнула. «Кричи» актуальнее. Сумка-то с телефоном — у Зойки. Римма ушла, а я с минуту стояла у крыльца, обнявшись с прохладным фонарным столбом, и дышала. Дышала, разгоняя туман перед глазами. Дышала, успокаивая взвинченный организм. Дышала… чувствуя. Тонкие, незримые нити связи. Маленькая паучишка… И, когда полегчало, я побрела искать скамейку. Подальше. Окна на третьем этаже додумались открыть, проветривая, и теперь оттуда неслись возгласы обсуждений, объяснений и споров. А ведь самое главное-то, про убитую ведьму, я и не услышала — пропустила, опоздав…
Пройдя по шуршаще-рыжей аллее, я нашла подходящую скамейку под липой и села. Сырой ветер приятно холодил кожу, под ногами рассыпалась желто-красная листва, над головой чернело ночное небо. Я откинулась на спинку и бездумно уставилась на звезды. Нет, хуже все же есть куда…
На аллее раздались легкие торопливые шажки. Ну, погоди у меня… заяц.
Когда вы подозреваете, что в ваше дело вовлечены чародеи,
самое разумное — исходить из худшего.
Глен Кук, «Сладкозвучный серебряный блюз»
— Уль, пальто… — Зойка несмело посмотрела на меня и робко улыбнулась: — Холодно же…
— Сядь, — велела я тихо.
Она села, положив на скамейку мою сумку. Пальто на коленях, пальцы теребят ткань, спина прямая, коса через плечо. Пай-девочка. Притворщица малолетняя. Сочувствие, жалость и понимание приказали долго жить.
— Зоя, или ты всё рассказываешь, или я иду к Верховной и требую разорвать узы, — сказала ровно. — Если ты знаешь, что колдуешь, то знаешь и о наказании. Жалеть не буду, поверь.
