Людям тоже приходилось несладко. Новостные сводки пестрели яркими заголовками о резком скачке криминогенности — участившихся хулиганствах, кражах, убийствах и прочих преступлениях. Улицы наводнили патрули дружинников, а после восьми часов — с наступлением темноты — город вымирал. И очень быстро — слишком быстро — гасли яркие «свечи» многоэтажек. Даже на балкон вечером стало жутко выходить.
А осень кралась по городу, теплыми солнечными лапками прогревая мостовые, оставляя ворохи шуршащих красно-желтых следов. И чем дальше проникала в город, чем сильнее следила, тем короче становились дни и удлинялись ночи. И тем глубже в душу пробиралось беспокойство, щедро сдобренное пряным запахом увядания. Мне было тревожно. И проверенное годами лекарство помогало неважно.
— Уля, не ходи туда, Христом Богом прошу!
— С каких это пор ты стал христианином? — я выкапывала из шкафа удобные широкие штаны с десятью карманами.
— С тех самых, как с вами, ведьмами, связался, — проворчал он.
Я достала штаны, повернулась к призраку и мягко сказала:
— Жор, я очень ценю твою заботу, но не передумаю. Пожалуйста, не доставай меня хоть сейчас, а? Мне нужно собраться с мыслями и настроиться, не сбивай с толку.
— А ежели раскрыться придется? — не унимался дух. — Ежели… узнает?..
— Значит, узнает, — ответила жестко и достала из шкафа старый синий свитер. — Всю жизнь прятаться от наблюдателей не получится, как ни крути. Шила в мешке не утаишь. Лучше скажи, друг мой, куда ты сигареты спрятал?
Риммины сигареты Кирюша выудил из моей сумки еще в ночь приезда с шабаша и сдал Жорику. А найти то, что спрятал призрак, невозможно — он ведь не дышит. И почти не следит. Правда, в последние два дня от волнения «обтекал» — оставлял повсюду лужицы призрачной крови из раны, нанесенной колом. Но к сигаретам они меня не приближали.
— Курить вредно, — заявил Жорик и достал из-под окровавленной сорочки трубку.
— А жить — еще вреднее! Ну, Жор!.. Я же ведьма!
— Это что, оправдание? — и злорадно запыхтел трубкой.
— Это аргумент! — я завистливо сглотнула.
— Фи-и-и, надумала! Шукай сама, коли надобно! — и полетел сквозь закрытую дверь на кухню, оставляя на светлом дереве брызги крови.
Я вздохнула. Мертвые, в отличие от живых, невыносимы… Посмотрела на дверь и кое-что вспомнила. Подошла и вытерла следы платком. Очень кстати. Надо и остальные собрать. Отличный дезориентирующий маневр.
— Алё, Гош, привет. Занят? Ах, свободен и ничей? Тогда собирайся. И одевайся… как в погреб. Чтобы тряпки не жалко было. Жду в центре, под Лениным. А завидуй молча. И собирайся быстро.
