— Никак. Я мог бы… Но я не стал. Я хотел приехать за тобой сам. Потому что ты сын человека, которого я… — Мориган прокашлялся. — Которому я служил всю жизнь.
— Наверное, по сценарию, я должен спросить: каким он был — мой отец, — Райдер уставился перед собой.
— Ты не обязан, — улыбка сползла с лица Лестера, и в его отражении в лобовом стекле автомобиля Райдеру почудилась грусть. — Не обязан его любить. Ты это ты. Власть твоего отца держалась тридцать лет. Теперь эпоха его правления подошла к концу.
Оба замолкли, погрузившись в размышления. Каждый думал о своем — и в то же время о том же, о чем другой.
Лестер думал о том, как до странности уютно снова чувствовать силу Торвальда рядом с собой. О том, как спокойно молчать с ним вдвоем. И о том, что эта встреча дарит ему новый шанс. Мальчик ничего не знает о нем. И не должен узнать. Торвальд был упрям и, добиваясь цели, мог перешагнуть через многое. Через жизни, через правила и даже через доверие тех, кто находился рядом с ним.
Но он сам стал старше на два десятка лет и с тех пор не единожды успел задуматься о том, какова на самом деле его цель. Что действительно стоит того, чтобы умирать, а что того, чтобы жить.
Он думал о том, что не ошибется второй раз. И во чтобы то ни стало получит свое.
Райдер вообще не любил говорить. Ему нравились ночь и шум колес. Огромная плошка луны, парившая в черноте неба, и мягкий запах дорогих духов, наполнивший кабину автомобиля.
Лестер излучал силу, но Райдер не чувствовал в нем угрозы. Его инстинкты — инстинкты волка, звеневшие напряжением в груди всю его человеческую жизнь — понемногу успокаивались.
Он чувствовал также, что Лестер был чужаком. Райдер не знал своей семьи, но чуял, что Мориган не был ему родной. Это была еще одна загадка, и ее он тоже хотел разгадать.
Он смотрел, как проносятся за лобовым стеклом черный асфальт ночной дороги и белые полосы разметки. Как улетает прочь пространство, и как неминуемо надвигается нечто новое. Новая жизнь, которой он еще не понимал.
Райдер любил новое. Ему нравились оба чувства — конца и начала. Нравилось оставлять позади и нравилось двигаться вперед.
— Ты не замерз? — голос Лестера вырвал его из задумчивости, и Райдер вздрогнул. Качнул головой. — Я могу включить обогрев, — продолжил тот.
— Я люблю ветер, — ответил Райдер. В подтверждение своих слов он потянулся к ручке и, открыв окно, высунул в него запястье. — Но если это не слишком неприемлемо для твоей пафосной тачки, то я бы включил музыку.
