Похоже, что для всей академии я не существовал. Пока отлеживался в лазарете, только мадам Лужо, отчего-то сжалившись надо мною, навещала каждый день, хотя опасный рубеж моего самочувствия уже миновал. Ее приходу я радовался, однако старательно скрывал эмоции. Но разве женщину проведешь?
Она доброжелательно улыбалась, становилась рядом и требовала, чтобы я закрыл глаза и думал о чем-нибудь хорошем. Но о чем?
— Сидерик, если нет хороших воспоминаний, подумай о какой-нибудь вещи, которая порадовала бы тебя.
Например, о солнечных лучах, согревающих нежно и прогоняющих хмурое настроение.
Я кивнул, сосредоточился, однако с оторопью осознал, что даже это простое явление не могу представить. Ведь помню себя не больше седмицы, и все это время туманно и моросят дожди.
На лице целительницы отразилась гамма чувств: удивление, недоверие, сожаление, жалость. Мне и самому стало жаль мадам Лужо и, чтобы отвлечь ее от грусти, спросил:
— А каким я был? — чем застал врасплох. Она вздохнула, поставила стул напротив и присела.
— Люди всякое говорят, — начала издалека, но по задумчивости, с которой рассказывала, почувствовал подвох. — Тебе, вероятно, хочется услышать что-то хорошее, но, увы.
Мадам говорила мягко, осторожно, и оттого противнее себя ощущал. Ее почти материнское сострадание делало меня чувствительным и ранимым. Рядом с ней налет обретенной дерзости пропадал, и я чувствовал себя тем, кем был — слабым мальчишкой-плаксой.
— Я понимаю, — опустил голову. — Крысом называют не от восторга.
— У меня в детстве был ручной, пятнистый. Я звала его Горошек. И очень плакала, когда его не стало.
— Но я ведь не Горошек, верно? — поднял на нее глаза. Мадам улыбнулась.
— В тебе уместилось бы десять тысяч Горошков.
Теперь и я улыбнулся.
— А чем я занимаюсь в академии?
— Ты учишься на факультете погодоведения, перешел на второй курс.
— Я?! — вырвалось. Вот то-то же тогда вовремя мелькнула молния, и жутко прогрохотал гром. Кто бы мог подумать? Мое удивление мадам приняла за разочарование и поспешила поддержать.
— Это хорошее ремесло. Конечно, не боевой маг, не бытовой и не менталист, но в провинции маги-погодники пользуются почетом. Особенно если приложить немного старания и изучить основы земледелия, скотоводства… — с таким жаром убеждала, что рассказ больше походил на попытку утешить.
— Ты же из небольшой деревни. Тебе многое знакомо. Прояви старание, и все получится.
— Я неуч, да?
Она вздохнула.
— Магистр Ферендель… — замялась, подбирая слова, — не только преподает, но и твой куратор. Однако наставляет тебя… своеобразно. — Целительница закусила губу, понимая, что сказала слово — следует продолжать. — Видишь ли, в Светлой академии обучаются маги со всей Ликонии. Здесь мы единое целое, но за пределами учебного заведения в постоянной борьбе, соперничаем за придворные должности, влияние, почести, признание.
