У двери теремка, покряхтывая, чистил снег дворник Прохор. Ушанка его сбилась на одно ухо, щеки раскраснелись, в углу рта дымилась папироса.
— Ариша! — заулыбался он, завидев меня, бегущую от дороги к лесу. — Здравствуй, милая! Как отдохнула? Отоспалась?
Что-то странное показалось мне в его улыбке. Я уставилась на него, поправляя капюшон на голове.
Внезапно до меня дошло, что он ждет ответа на вопрос.
— А, да-да, дядя Прохор! — вспомнив о том, что он плохо слышит, крикнула я ему прямо в ухо.
Он опять улыбнулся. Улыбка как улыбка.
— Ну иди скорей, работай, а то Иван Ильич обещался ноне пораньше быть.
Не очень приятная новость. Я-то хотела рассмотреть получше загадочный ключ…
— Уже иду! — снова гаркнула я в ухо деду, открыла дверцу и побежала вниз по лестнице.
Внизу в нос сразу же просочились одуряющие запахи еды, и я увидела стоящего за стойкой Вовку. Услышав, что я спускаюсь, он поднял голову и посмотрел на меня очень внимательно.
Под этим взглядом я остановилась на бегу, и, тяжело дыша, тоже уставилась на него.
— Привет, — произнес он, наконец. Медленно, будто чеканя даже не каждый слог, а каждую букву.
— Привет… — ответила я в легком недоумении.
— Иди сюда, — продолжил он диалог незнакомым доселе тоном. — Будешь кофе?
Его взгляд ударял меня прямо в солнечное сплетение. Господи, да что ж сегодня за день такой?.. Вернее, ночь.
— Налей, пожалуй… — решила я согласиться, не понимая, что означает столь пристальный взор и размеренный, глухой голос.
Вовка быстро налил дымящийся кофе в стаканчик и протянул мне. Я успела обратить внимание, какие у него длинные изящные пальцы.
Вдруг вспомнилась «Самарканд и Бухара» и то, как на следующий день я неожиданно свалилась в гостях под стол.
Я замешкалась, но Вовкины пальцы настойчиво тянули стакан, и мне пришлось его взять.
Кофе оказался очень горячим и очень горьким. Сделав глоток, я посмотрела на Вовку. И он тоже посмотрел на меня — тем же пугающе внимательным взглядом. На миг возникло странное ощущение, что он видит, как бьется под светлым полушубком мое сердце. Мне показалось, что кареглазый бармен хочет что-то сказать. И было неясно, что именно — хорошее или плохое…
По ступенькам застучали быстрые каблучки, и на лестнице показалась Лилька. Ее короткая дубленка была расстегнута, шарфик разметался, а ножки семенили с такой скоростью, что я испугалась, что она может укатиться с лестницы в другой конец зала.
Однако Лилька без приключений очутилась внизу.
