— Фильм?.. — вытаращила я глаза.
— Ну да. Киностудия «Мосфильм». Экранизировать решили какую-то старинную тягомотину. То ли Карамзин, «Бедная Лиза», то ли Тургенев «Тамбовская казначейша»…
Я не стала уточнять, что последнее названное произведение принадлежит перу Лермонтова. Лилька и так проявила себя эрудитом, упомянув «Бедную Лизу».
— А я смотрю, ты уставилась на них, как баран на новые ворота!
Надо же, мне казалось, Лилька с головой ушла в свое надрывное пение, а она, оказывается, наблюдала за мной.
Ну хорошо хоть, что разъяснилось происхождение мужика в армяке и иже с ними.
Певичка затушила окурок, поправила всклокоченные артистические космы и сделала прощальный жест ручкой.
— Ну давай, отсыпайся. Я смотрю, наш пострел тебя на славу угостил!
И это от нее не укрылось!.. У нее что, три пары глаз?..
Лилька скрылась за дверью, а я прилегла на узенький диванчик и укрылась пледом. Спать мне осталось часа три.
Едва я закрыла глаза, как тонкий лучик проник с лестницы и заставил вновь их открыть. Лилька неплотно прикрыла дверь, и она чуть приотворилась, пропуская свет с лестницы, той, что у входа. Я нехотя слезла с дивана и подошла к двери, намереваясь поплотнее ее захлопнуть, как вдруг услышала снаружи тихий злой шепот:
— Ты что, совсем, что ли?.. Нам что сказано было?! Не знаешь порядка?!.
Другой голос, тоже шепотом, ответил невидимому собеседнику:
— Да я только на минутку…
— На минутку! — прошипел опять первый. — А если она поймет, что к чему? За эту минутку все можем поплатиться! А время-то близко уже!..
Любопытство заставило меня встать вплотную к двери и прильнуть ухом к проему.
— Да не шуми ты! Не поймет она ничего. Она скорее всего уже забыла… Подумаешь…
— Тс-с! Ну ладно, все. Я ему не скажу, но на будущее запомни…
Я услышала какой-то шорох и цокающие вниз по лестнице шаги.
Сон как рукой сняло. Подождав в напряжении пару секунд, я приоткрыла дверь и хотела уже высунуть в нее голову, как тут же получила этой самой дверью по лбу и, вскрикнув, отскочила в сторону.
Со всего размаху шаткую дверцу распахнул старик Прохор. Войдя, он звучно стукнул один сапог о другой, стряхивая налипший снег. Повеяло морозной свежестью.
Черт, как он невовремя! Теперь, конечно, я уже не узнаю, кто шептался на лестнице.
— Ой, я тебя зашиб что ли, девонька?.. — запричитал дед. Я только вздохнула и потерла лоб.
Голоса говорили шепотом — и непонятно было, женский или мужской это шепот. Но какое-то внутреннее чутье вдруг сказало, что речь в разговоре шла опять-таки обо мне.
