Где простирается тьма | страница 58
Я надуваю губы.
― Ты не моя мамочка, ну же, давай.
Через несколько веселых попыток я все-таки встаю и, спотыкаясь, иду к океану.
― Эй-эй, ― говорит Димитрий, обнимает меня за талию и оттаскивает назад. ― Ты утонешь.
Я фыркаю.
― Не-а, все в порядке.
― Так, ты пьяна и тебе нужно проспаться.
― Но, Дими, ― хнычу, ― я хочу поплавать.
Он весело хмыкает и тянет меня к пришвартованному кораблю. Димитрий помогает мне подняться по трапу, и он попеременно то похохатывает, то ругается. На полпути к каюте он сдается, сгребает меня в охапку и поднимает на руки.
― Я могу сама, ― протестую, пытаясь вывернуться. Но это абсолютно бесполезно. Он слишком силен.
― Не сомневаюсь, но так гораздо быстрее.
― Мы можем поплавать?
― Нет.
― Пожалуйста, Дими.
Он улыбается, а я дотрагиваюсь до его щеки, где появляется одинокая ямочка.
― У тебя только одна ямочка.
― Вот как?
Я киваю, тыча в нее пальцем.
― Ага. Как думаешь, это какой-то дефект?
― Ты просто прелесть, правда…
Я хихикаю.
― Я не имела в виду ничего плохого, Дими. Я думаю, это мило.
― А говоришь, ничего плохого.
― В смысле? ― спрашиваю, поглаживая щетину на его щеках.
― Ты только что назвала меня милым.
Мне хочется смеяться, но я сдерживаюсь.
― А что плохого быть милым?
― Милым парня называют, когда он не айс, но не хотят обидеть.
Я смеюсь, качая головой и трогая пальцем его нижнюю губу.
― Ладно, как насчет такого: ты сексуальный, горячий, плавящий трусики, вызывающий водопад у кисок во всем мире.
Он громко смеется.
― Ты, серьезно, блин?
― Сегодня меня об этом часто спрашивают, ― хмурюсь я. ― Да, я серьезно. Многим женщинам станет неуютно в вагине, как только ты состроишь им свои сексуальные глазки.
У него от смеха грохочет в груди, и я тоже невольно улыбаюсь.
― Неуютно в вагине? Да?
― Это очень серьезная тема, Дими, не отмахивайся. Один твой взгляд и ― бум, у них серьезная утечка.
― Господи, прекрати. Ты так говоришь, будто у этих вагин серьезная проблема.
Я громко смеюсь и толкаю его в грудь.
― Эта проблема у них из-за тебя.
Он сбрасывает меня на кровать и смотрит сверху вниз.
― А что насчет твоей вагины?
Я смотрю на него, сморщившись.
― Какое уродливое слово, правда?
― А как тебе бы понравилось ее называть?
Я скрещиваю руки на груди.
― Я, вообще-то, не говорила, что хочу ее как-то называть.
Он снова улыбается мне своей полуулыбкой. Бли-ин.
― Ты никогда не говорила, что не хочешь.
― Умник. Твои сексуальные глазки на меня не действуют.
Он ложится на кровать рядом со мной.
― Неужели?