Он ужасный, ужасный и гнилой человек. Не знаю, почему я думала, что он другой.
Я смаргиваю слезы, пытаясь прояснить зрение. Они прожигают дорожки, прежде чем высохнуть на щеках. Я быстро оглядываю палубу, чтобы убедиться, что здесь нет никого, но вижу, что здесь пусто. Корабль раскачивает из стороны в сторону. Обычно это меня не беспокоит, но живот подводит так сильно, что мне вдруг становится плохо. Я опускаю глаза вниз и понимаю, что на самом деле опираюсь на короб. Скорее ящик. Я собираюсь уже отвернуться, когда замечаю, что в нем оружие. Быстро, не раздумывая, я поднимаю крышку.
Пушки. И их до хрена.
Мое сердце колотится, когда я дрожащими руками вынимаю пистолет 22-го калибра. Я провожу большим пальцем по блестящему твердому металлу и сглатываю. Оглядываю остальные пистолеты — их не меньше двадцати.
Кто-то оставил их здесь. Это, без сомнения, случайность. Такой человек, как Димитрий, не оставил бы нечто подобное для кого-то вроде меня. Кто-то совершил ошибку, ― ошибку, которая может спасти мне жизнь.
― За кого ты, бл*, себя принимаешь?
Я слышу голос Димитрия и быстро встаю, поворачиваясь с поднятым пистолетом. Это не совсем то, что я планировала сделать, но теперь, когда оружие в воздухе, а его глаза широко открыты, я понимаю, что, возможно, это был правильный выбор. У меня дрожат руки, но не потому, что я не могу стрелять из этого пистолета, а потому, что знаю, в кого целюсь.
― Собираешься застрелить меня? ― твердо произносит Димитрий. ― Почему? Потому что не можешь смириться с правдой?
― Ты сам, ― выпаливаю я, ― не можешь справиться с правдой.
― Твоя правда ничего для меня не значит, ― рявкает он.
― Может быть, потому, что ты знаешь, что сам не прав? ― шепчу я.
― Если хочешь застрелить меня, Джессика, то стреляй, но прежде знай: я делаю то, что должен, чтобы вернуть себе достоинство. Его отняли у меня давно. Я не жду, что ты поймешь. Да и как ты можешь? Ты никогда не была нежеланным ребенком. Тебе никогда не приходилось бороться за свою жизнь. Ты никогда не переживала того, что перенес я. А пережил я это из-за него. Твои слова не изменят ничего, и ты знаешь это.
Моя рука подрагивает, губы трясутся.
― Так что если ты собираешься застрелить меня, то делай это и поторопись. У меня нет времени, чтобы тратить его на жалких маленьких девочек, притворяющихся, что умеют стрелять, и не имеющих ни малейшего понятия, каково это ― жить в жестоком мире.
Я открываю рот, и слова вырываются до того, как успеваю их остановить.
