― Не трать силы на спор, знаешь ведь, что это ни к чему не приведет.
Невольно сжимаю челюсти, но не спорю.
― Так, когда я смогу тебя увидеть? ― спрашивает эта Барби Малибу плаксивым голосом.
― Вечером, я поставлю Бобби на страже, и мы закончим, что начали на прошлой неделе.
Боже, что за мерзость.
Барби Малибу улыбается в ответ и, реально, высовывает язык и прижимает к нему кончик пальца.
― Серьезно? ― фыркаю я.
Она бросает на меня взгляд, плавно подходит, обхватывает рукой лицо Димитрия и целует его так глубоко, что я отворачиваюсь с красными щеками. Блин. То, как двигается его челюсть, когда он целуется... незабываемо. Барби самодовольно улыбается мне, прежде чем повернуться и уйти.
― Ну-ну. В следующий раз отпусти меня до того, как засунешь язык в глотку Малибу.
Димитрий как раз тянет меня к главной комнате, но останавливается и оборачивается. Смотрит на меня скептически.
― Малибу?
― Ну, знаешь? Куколки Барби Малибу?
О, его губа снова дергается.
― Ну, Барби или нет, свое дело она знает.
― Да, уж. Она, наверно, привыкла быть по горло занятой.
Димитрий издает странный звук, но из-за того, что мы шагаем, и он впереди, мне не видно, усмехнулся он или крякнул от досады.
Димитрий ведет меня вниз по лестнице, и я смутно вспоминаю планировку корабля. Многого не помню, но, в общем, выглядит достаточно знакомо. Он распахивает дверь в свою каюту и ведет меня внутрь. Поразительно. Она намного больше каюты Хендрикса, раза в два. Впрочем, и весь его корабль больше во столько же. В центре стоит огромная двуспальная кровать, да и вся мебель выглядит солидно. Почти вся из дерева.
Димитрий подводит меня к кровати, толкает на нее и приковывает за запястье к изголовью. Я судорожно хватаю воздух и дергаюсь.
― Ты не можешь держать меня прикованной к изголовью кровати.
― Ты побудешь так, пока я занят, а когда уйду, то отпущу, но ты не выйдешь из этой комнаты.
― Ты просто свинья!
Он приподнимает брови и пожимает плечами.
― У меня хватает, чем заняться, ты всего лишь маленькая часть этого плана. Я не собирался быть добреньким.
― Разве мать не научила тебя уважать женщин?
Его взгляд мгновенно ожесточается, он склоняется надо мной, и по нему видно, что ему нравится такое положение.
― Ты утверждаешь, что весь такой порядочный, ― огрызаюсь я, ― а ведешь себя не лучше, чем обращались с тобой. Ты так ненавидишь Хендрикса за то, что он бросил тебя, но сам ничем не лучше него!
Он сжимает кулаки, и его голос становится хриплым и грубым.
