Я чувствую себя едва ли не больной.
Я никогда и мысли не допускала, что он может быть достаточно умен и изобретателен, чтобы уничтожить Хендрикса. В своей стихии Хендрикс самый лучший. Он смертоносен, решителен и влиятелен. Но Димитрий лучший в своем мире. Если эти миры столкнутся, кто выйдет победителем? Что будет с Инди, если что-то случится с Хендриксом?
Я вздрагиваю, когда Димитрий тянет меня к этому огромному кораблю. Я стараюсь сосредоточиться на нем, или на чем угодно. Не хочу думать о положении, в котором остаюсь. Не могу. Потому что, если подумаю об этом, то осознаю, что у меня останется только один ужасный выбор. И самое печальное в нем то, что я чувствую, что Димитрий этого не заслуживает. Но если до того дойдет, я сделаю то, что должна.
Я сама убью Димитрия.
― Дими, ― улыбается блондинка, направляясь к нам, как только мы поднялись на палубу.
Я гляжу на нее, и во мне поднимается зависть. У нее потрясающее тело, будто у модели. Пышная грудь, тонкая талия и идеально маленькая, но выпуклая задница. У нее длинные, густые и прямые волосы, а глаза глубокие, сногсшибательно карие. И, будто этого мало, на ней рубашка, из которой выпирает ее грудь, и юбка, такая тесная и короткая, что я на сто процентов уверена, что она не носит трусики.
Я вдруг чувствую себя очень посредственной. В смысле, разве рыжеволосая может сравниться с грудастой блондинкой? Я поднимаю руку и поглаживаю пальцами свои рыжие волосы. Не мытые два дня, и я чувствую это. Я надулась. Ничего такого у меня нет. Ни сисек, ни задницы. Конечно, я не толстая, но до смешного мелкая, это так несправедливо. Мои глаза слишком большие, слишком зеленые, а кожа слишком бледная.
― Ливви, ― говорит Димитрий, медленно оглядывая ее тело.
Я отворачиваюсь и сосредотачиваюсь на очень голубой воде.
― Кто она такая? ― капризно спрашивает Ливви.
― Это мое дело, не твое.
Ливви смотрит на меня так, будто я всего лишь жалкая пигалица, не заслуживающая касаться руки ее мужчины.
― Тебе никто не говорил, что пялиться невежливо? ― говорю я, бросая на нее взгляд.
Она выпрямляется и перебрасывает светлые волосы через плечо.
― А что, есть на что?
― Я тебя не спрашивала.
― Довольно, ― строго произносит Димитрий.
Ливви поворачивается к нему и, черт ее дери, хлопает на него ресницами.
― Как скоро ты от нее избавишься?
― Я не буду избавляться от нее, она останется со мной, чтобы я мог за ней присматривать.
Что он сказал? Я разворачиваюсь, насколько позволяют наручники, и пристально гляжу на него. Он смотрит на меня сверху вниз, и когда солнце светит ему, как сейчас, в лицо, его глаза выглядят... почти светящимися. Он щурится, прикрывает глаза рукой и говорит:
