Когда подрос, начал воровать: в магазине продукты иногда или что-нибудь яркое и маленькое. Не по нужде, просто развлекался. Не попадался ни разу и гордился этим, но и доверять ему перестали совсем, подозревали. Научился лгать и лгал всегда, постоянно и искусно, уводя свою душу в тёмные лабиринты всё дальше.
– А вас не было у меня! Никто о вас не рассказывал, оговаривались только. Сам обо всём догадался, братец.
Он снова поёжился.
Лис открыл дверцу печи, добавил дров. Сидел, стараясь не шуметь, и наблюдал, как принимается огонь.
– Тебе всегда холодно?
– Всегда. Укрыться охота, словно шкуру содрали да не вернули. Пытался понять, что ж не хватает-то, чего? Перепробовал я жизнь, братец. Всё перепробовал, много где был. Да вернулся назад, в этот самый дом.
Он скитался. Заводил женщин. И лихие большие деньги в кошельке бывали частенько. Но не утолялась эта его неистребимая горечь, тосковала душа.
– Да… И человек из меня был, честно говоря, никудышный. Плохой человек. Хотя сам себе я очень нравился. Многим нравился, кстати. И многие меня любили, разные совсем.
Устав от дорог, он возвратился домой.
Хутор уже не был так населён: несколько стариков да его ровесники – семьи три, а их дети приезжали из школы-интерната лишь на выходные. Прежде шумное человеческой жизнью место стало пустынным и каким-то одичалым.
Он поправил свой дом и зажил, как прежде, даже ещё тише.
– Я тогда уже ума-разума понабрался немного. Знающие люди подсказали, как на этот мир надо смотреть…
Тьма, что клубилась и ворочалась на дне души, столько лет откармливаемая болью и страхами, обрела, наконец, силу и голос, и излилась из чуланов сердца на окружающий мир, ставя на нём свою разрушительную печать. Тогда-то он и снискал едкую, несмываемую славу тёмного колдуна.
– Дела и вправду здесь начались всякие. Без ошибок, братец, в нашем колдовском деле не обойтись. Хотя разве можно словами залатать такое?..
Человек говорил тихо, повесть его жизни цедилась сквозь стиснутые зубы, и казалось, что тени в углах вздрагивают, отзываясь послушно на каждое слово, ворочаются, готовые рассказать что-то своё в ответ. Страшно было Лису слушать эту исповедь, шерсть непроизвольно вставала дыбом, а на душе было смутно и нехорошо. Да, он вспомнил, почему обходил эти места.
Дурная слава расходится быстро. Хутор пустел, оставшиеся родичи спешили уехать поскорее. Дома даже не продавались, да и кто купит жильё в такой глуши?
– Вот так однажды я остался здесь совсем один…
