Нет… нет… не эти воспоминания он хотел сейчас видеть… пусть это горячечный бред, но Киллиан сам должен был решать, с кем разделить его. Перед глазами полыхнуло, и до ушей донёсся далёкий звук грома, с каждым ударом сердца всё больше напоминавший канонаду. Ноздри защипало от пороха, глаза запорошило дымом — грохот пушек давил на уши, вызывал желание пригнуться, упасть, вжаться в землю, закрыв голову руками….
Нет… нет…
— Нет! — крикнул он громко, не открывая глаз. Алексис испуганно села, не сразу разобрав, что случилось. На ощупь нашла свечу и попыталась её запалить, вздрагивая от каждого резкого крика. Наконец свет брызнул в стороны, прогоняя тени. Киллиан метался по шкуре. Одеяло лежало рядом, сброшенное, скомканное. Соскользнув с кровати, Алексис поёжилась от холода, накинула шаль и опустилась на колени, прикладывая ладонь ко лбу. Он горел, дышал сухо и часто, а глаза под плотно сомкнутыми веками непрерывно дрожали, мечась из стороны в сторону.
— Нет! — зло и громко выкрикнул он и вдруг широко распахнул глаза, глядя на Алексис в упор и не видя её.
— Т-ш-ш, — зашептала Алексис и осторожно погладила его по щеке. — Всё хорошо.
Повязка промокла от крови, наверняка от излишне резких движений какой-то из швов разошелся, и теперь необходимо было всё начинать заново. Раздражённо выдохнув сквозь зубы, Алексис собралась было подниматься, чтобы поставить греться воду, когда Киллиан поймал её за руку, заглядывая в глаза. И она дрогнула, замерла, не в силах отвести от него взгляд — столько нежности сейчас плескалось в этих прозрачных ледяных озёрах. Он смотрел пытливо, жадно, будто хотел наглядеться впрок. Алексис осторожно потянула руку, и Киллиан нахмурился:
— Мэр, не уходи.
— Я никуда не уйду, — мягко ответила Алексис, гадая, кого же сейчас может видеть перед собой Киллиан. Давнюю подружку? Женщину, что была когда-то очень дорога? Судя по мольбе, с какой он смотрел сейчас на неё, даже слишком дорога.
— Прошу, — он прерывисто вздохнул, покорно разжимая цепкую хватку. — Мэр, ты правда здесь? Настоящая?
— Я здесь, — прошептала Алексис и отвернулась — будто он мог видеть её слёзы!
А он улыбался, неотрывно следя за ней, за светлыми волосами, рассыпавшимися по плечам, за уверенными движениями, когда она зажигала печку и ставила воду. Он тревожно не сводил с неё глаз, боясь, что сомкнёт их хоть на мгновение — и она исчезнет. Снова растворится в лабиринтах памяти, оставшись там бесплотным призраком.
