— Три дня, Лис, у тебя на всё про всё, — грохнул по столу кружкой Козырь.
Рыжий задумался на мгновение:
— Не, не пойдет. Неделю хотя бы. И то, — махнул он рукой, — это если мы ее вообще найдем.
— Пять дней.
— Две недели, Козырь, — Лис немного расслабился и почувствовал свое превосходство — только он может выведать секрет ключа у Марушки, — и ни днем меньше.
— Но если через две недели ты не приводишь девку с ее секретом, то так просто, — главарь мягко ткнул Лиса под ребра, заставив его скорчиться от боли, — не отделаешься. И тогда, пеняй на себя, — угрожающе рыкнул он.
Кружка за кружкой Лис опустошал бутыль с брагой из березового сока. Человека, который украл Марушку из «Двух Ослов» не запомнил никто. Ну, как не запомнил — никто не рассматривал, скорее. Он тенью просочился в самый пик наплыва посетителей. Особо ни с кем не трепался и капюшона не снимал.
Отай побурчал для проформы, но даже на подзатыльник не расщедрился — Лису и так досталось, — и выдал все, что мог вспомнить: похититель говорил, как собака лает или кашляет чахоточный — отрывисто и кратко. Заказал самое дорогое вино, за него же щедро расплатился, хоть люди и слышали, как, распробовав, называл его дрянью. Спрашивал про комнаты, внес даже залог за ночь. С девицами не заигрывал, лишнего себе не позволял. В общем, ничем, кроме широкого капюшона и нездешнего говора не отличился. Но и на это никто не обратил особого внимания — платит, и славно. А уж заморочки посетителей — не ума трактирщика дело. Мало ли, может, уродец какой — стесняется лицо показывать или просто не хочет светиться. Может, шпион чужеземный, не кормить его, что ли? Ворам же в «Двух Ослах» наливают регулярно, не спрашивая у них, что это за сырная голова, например, под столом и не из погреба ли Отая они ее умыкнули. Лис вздыхал, то и дело хватаясь за ребра — информации оказалось ужасающе мало. Полезной для поисков Марушки не оказалось вовсе. «А если похититель тоже гонится за ключом? Может, и утащил девку, уверенный, что железка у нее?» — размышлял Лис и дергался каждый раз, когда открывалась дверь таверны.
Последние одинокие посетители нетрезвой походкой разошлись по домам. За окном неуверенно подали голос первые птицы. Лиса, засыпавшего сидя после бражки, опьянение от которой притупило боль, их пение раздражало. Единственная птичка, которую он ждал, немилосердно запаздывала.
За стойкой зевал Отай, не спускающий глаз с компании бандитов, а Веселина уставшими движениями развязывала фартук, заляпанный жирными пятнами — свежими и не очень. Зевали и Хлын, и Лихарь, а Козырь и вовсе храпел во все горло. Щур так и не выпил ни капли наливки и теперь, застыв, как песчаная ящерица, готовая оставить хвост в зубах хищника, выжидающе уткнулся в проем окна.
