— Мне показалось, о, Великий Перун, что твоя половинка женского роду-племени беспокоится, мол, нужно спешить на автосервис?
— Так он…а вечно о чем-нибудь беспокоится. Ну ладно, хорош уже кланяться, нам действительно пора спешить. Пошли уже, ты, наша «беспокойная» коза.
Характер жены менялся в плохую сторону прямо на глазах! Излишнее внимание к собственной персоне и откровенное почитание портило и развращало ее, как знаменитую украинскую вертолетчицу-наводчицу голодовка в тюрьме.
С этим пора уже что-то делать, может, стоит ее забодать в воспитательных целях? Хотя вряд ли получится, козлы, они и в Англии козлы, а не джентльмены. Молча стоять не будет, может сдачи дать, да еще в моем положении — изнасиловать… Как только до нее это дойдет, что она в состоянии это сделать, не только морально, я пропал! Тут сила и длина рогов на ее стороне.
Двигаясь узкими переулками, наша процессия натолкнулась на идущую на встречу девушку, несущую на коромысле два полных ведра воды. Она выглядела настоящей русской красавицей, стройная, высокая, одета в ярко красный, праздничный сарафан, закрывающий от взоров все тело с ног до шеи. На голове повязана цветастая косынка, из-под которой выглядывала длинная русая коса, и сверкали нежные голубые глаза. Ее брови были союзны, губки — алые, а грудь — вызывающе большая..
Разминуться в узком пространстве было затруднительно, и девушка вежливо посторонилась, опустив грустный взор.
— Мир тебе, дитя мое, будь благословенна ты и твои родители!
— Спасибо тебе, Святой старче! Меня зовут Людмила, я дочь механика Гаврилы, а мамы Риты уже давно нет на этом свете.
— Уверен, ты его самая любимая женщина. Не тот ли это Гаврила, что работает в гараже у Василия? И почему ты такая грустная?
— Он самый. Только беда у нас, забрали батюшку в полицию, за драку. Ко мне два пьяных ФББшника приставали, а он заступился, теперь они в больнице, а он в отделении. Из камеры его уже неделю не выпускают, денег требуют. А папа ни в чем не виноват, помогите мне, пожалуйста!
Девушка тихо заплакала. А я невольно залюбовался ее неповторимой красотой, как почувствовал в заднем месте укол ревности. Точнее укол длинных рогов Карины, тем самым дающих мне понять, что она очень недовольна моим поведением.
— Опять на красивых баб засматриваешься, старый кобелина! Уже и пипки лишился, а все туда же — продолжаешь!
Все присутствующие, кроме меня застыли в немой сцене, непонимающе глядя друг на друга. А я на заднице пополз по мостовой, чтобы приятным холодком унять боль от уколов.
