Обычный дождливый Питерский день. Смоленское военное кладбище.
Свежевыкопанная могила, гроб, и возле него, не считая военного караула, всего несколько человек.
Девушка метиска, — явно с японскими корнями, — парень с потухшими глазами, ещё одна девушка — высокая блондинка в тёмном кашемировом плаще, молодой мужчина с хвостом на голове, седой японец и четверо кладбищенских работников.
Они долго ничего не говорят, то и дело поглядывая на заколоченный гроб, и наконец парень с потухшими глазами произносит, обращаясь к мужикам с лопатами и верёвками:
— Давайте…
Те поднимают гроб, кладут его на плечи, делая пару шагов по направлению к могиле.
Сухо щёлкают выстрелы. Потом ещё раз и ещё.
Военные застывают по стойке смирно, а гроб плавно опускается в глубокую яму.
Девушка метиска плачет, парни отворачиваются, японец молчит, и лишь высокая блондинка никак не реагирует.
Гроб шумно утыкается в дно могилы, и через несколько секунд в крышку начинают биться комья земли до тех пор, пока на месте ямы не вырастает невысокий холмик.
— Прощай, Илья, — шепчет парень с потухшими глазамии, беря под руку девушку блондинку, молча уходит.
— Спи спокойно, Мастер, — прикоснувшись к уже намокшему кресту, так же тихо шепчет мужчина с хвостиком и, зачем-то кивнув куда-то в пустоту, отходит в сторону.
За ним почти сразу устремляются остальные, и только седой японец ещё стоит возле креста какое-то времяи что-то тихонько бормочет.
Но вот и он покидает своего господина, точнее, его могилу, и, едва не свалившись в грязь, выходит на тропинку.
Дождь усиливается. Ветер стихает. Солнце опускается за горизонт.
На кладбище тихо, все спят. И только свежий могильный холмик как-то странно шевелится.
Сначала слегка вздрагивает, затем, весело похлюпывая, осыпается мокрой глиной с краёв, и наконец земля сдаётся, и на свет, лунный свет, появляется чья-то скрюченная, местами почерневшая грязная рука.
Размазывая мокрый грунт, рука беспорядочно тыкается в грязь, и наконец, нащупав основание креста, замирает.
Спустя несколько секунд с противным чавканьем из глины лезет вторая рука, за ней так же перемазанная землёй голова, и постепенно, с частыми остановками, из могилы выползает какой-то человек и, подставляя лицо дождю, долго смотрит вверх, в затянутое тучами небо.
Затем, с трудом собирая разъезжающиеся в грязи руки, он откатывается в сторону, туда, где грунт не разрыт и есть немного травы, вытягивается во весь рост и долго лежит без движения.