— Да. В полном. — Райнеро с сожалением вылез из воды, но не терпеть же рядом эту кислую рожу. Изображает из себя несчастного героя, мученика, того и гляди, объявят блаженным при жизни.
Райнеро повернулся к Рамиро спиной, чтобы не сказать, голым задом. Стянув с ширмы своё полотенце с вышитым по краю синим узором, обернул его вокруг бёдер, провёл рукой по мокрым волосам, сгоняя с них воду. Босыми ногами прошлёпал к кровати, куда бросил сумку. В ней ждали шерстяные носки, брэ и свежая сорочка, купленные в Блаутуре на деньги щедрого папочки. Пришлось признать, что «ящерицы» не только ловко лазают меж камней и лупят хвостами «воронов», но и прядут хороший лён, выращивают завидный хлопок. В комнате становилось душно, но раскрыть окно холодному ветру было невозможно. Райнеро помедлил натягивать сорочку, тело ещё дышало жаром от горячей воды. Вдруг спины коснулось что-то прохладное.
— Подожди, не дёргайся.
Райнеро оглянулся. Рамиро чем-то мазал его шрам между лопаток. Заметив сыновий взгляд, показал маленькую деревянную коробочку.
— Это мазь, на травах, её сделала Оливия. Это от воспаления. Твой шрам…
— Мой шрам не заслуживает такого пристального внимания. Несколько лет назад — да. Сейчас — нет.
Как только папочка убрал руку, непочтительный сын дёрнулся и быстро надел сорочку. Шрам в самом деле немного беспокоил, но такая забота разозлила ещё больше. Показная забота. Не винит ли себя отец в том, что недоглядел, и на своей первой войне наследным принц получил ранение, едва не стоившее ему жизни? Не наследный принц, сын…
Райнеро тряхнул головой, сдёрнул с каминной решётки высохшие, тёплые штаны. Интересно, думал Куэрво о нём раньше как о сыне, или же Райнеро всегда был для него только его высочеством принцем? Чтобы не успеть спросить это, Райнеро быстро натянул сапоги, прихватил колет и выскочил из комнаты «Короля Рейнгхьера».
3
— Откажитесь от лубленой сёмги, — бякнула картавая белобрысая коза, отбившаяся от напропалую отплясывающего козлячьего «стада». — Горчицу вы едва ли почувствуете, а вот уксус выест вам дух. Возьмите свинину в перце и клюкве.
— Пропади. — Принц Рекенья злым прищуром отвадил блудную козу прочь и обратился к хозяину постоялого двора, стараясь говорить медленнее, как принято у северян: — Трег-ве, поме-няй мне за-каз! — Желудок урчал беснующимся котом, предвестием голодного будущего. Именно оно грозило бастарду при попытке распроститься с папочкой и предоставить себя своей судьбе. Метель хлестала по окнам белыми косматыми лохмами, рвалась внутрь, явившись по душу беглеца, неудачника, малявки. Если это новый облик его участи, то возможно ли, чтобы прежде она была полднем, пахшим солнцем, нагретым камнем, бархатом дорожной пыли?
