— Король, отец мой… — Гарсиласо невольно оглянулся на Пречистую, которую совсем недавно просил о заступничестве для брата. Разве не лила она горючие слёзы под скорбной вуалью? — Что будет с… чужаком? Его убьют, потому что в нём нет нашей крови?
— Да, — роковое слово упало тяжело и глухо. — Это демон в человечьем обличье, Гарсиласо.
— Но он мой брат! — принц отважно вскинул глаза на короля Франциско. За смуглую, пористую и словно бы черневшую в приступах ярости кожу ненавистники прозвали имбирцем[2], но прозвище, скорее, указывало на его жестокость. — Я не хочу, чтобы его убивали! Он же не виноват, что в нём нет крови Рекенья…
— Ты говоришь глупости, потому что ты ещё ребёнок и многого не понимаешь. — Отец наклонился к нему, положил на плечи Гарсиласо ручищи с чёрной порослью, от их тяжести подворачивались коленки. — Ты не боишься за свою жизнь?
— Боюсь… — Луна над ветвями яблони, крупные, скалящиеся зубы, в щетине запуталось несколько капель крови, в глазах плещет гнев. «Вернусь и убью!».
— Оставь демону жизнь, и он заберёт и твою.
— Но я не хочу носить корону, которая будет в крови!
— Престол Рекенья для Рекенья! — Король Франциско встряхнул его за плечи с такой силой, что зубы Гарсиласо клацнули. Пересохшее горло напомнило о себе болью и горечью. — И кровь королей течёт не только по твоим венам!
— Вы и меня убили бы, найдись во мне дурная кровь? — по щекам покатились слёзы. Гарсиласо отступил на шаг, погладил занывшие плечи. Взгляд к отцу не поднимался, запутавшись между рук принца. Соучастие в «правосудие» по локоть зальёт их кровью…
— Я убью любого, кто посягнёт на честь королевской семьи, — слова пробивали себе путь через рокот вдохов и выдохов. — И ублюдка Яльте притащат сюда в поганом мешке лишь с тем, чтобы я подтвердил, что этот выродок действительно когда-то приходился мне сыном!
Прозвучал жуткий звенящий грохот. Гарсиласо канул в звонкий колющий вихрь. Вокруг хрустело, звякало, лопалось, закрывшие лицо руки жалило, жгло! Король взревел. Гарсиласо понял, что его оттолкнули к стене, и осмелился убрать от лица ладони. Кисти были искромсаны кровоточащими царапинами, щеку и лоб саднило. У стены напротив, через кровать, валялся арбалетный болт. Перед наконечником исходила дымком пакля.
— Покушение на принца! Стража! На моего сына! — Франциско по пояс просунул погрузневшее тело в проём разлетевшегося окна. Высматривал стрелявшего.… Только солнце заступалось за негодяя. Гарсиласо был уверен, что отец не видит ничего, кроме разноцветных бликов. — Обыщите замок, достаньте мне ублюдка! Изувечьте его и бросьте мне в ноги, слышите?!
