Яблочные дни. Часть I | страница 126
Когда Сезар предложил Мигелю взять в жёны свою старшую сестрицу, он точно знал, что лучшего мужа для Сезарины не найти. Ита был образцом надёжности, внимательности и доброты, хотя все эти качества показывал лишь избранным. Король приказал Мигелю жениться, и Мигель женился, радуясь как тому, что теперь есть, кому управлять его заброшенным герцогским двором, как и тому, что Сезарина не только красива, но и не ревнует мужа к работе, взятой им в жёны намного раньше. Существовало лишь одно «но»: больше мужа и родного брата Сезарина любила Всевечного.
— Ты знал о её беспросветной набожности, когда вёл к образу Пречистой…
— Самое страшное, что ей эти дни нравятся, и потом она молится с удвоенным рвением, и…
— Осторожней, Ита, ты говоришь о моей сестре, а я не желаю… — Сезар оборвал себя на полуслове, почувствовав первые всплески тепла в груди. Это пробуждался его новый образ. Сейчас Сезар с трудом подавлял гнев от обиды за сестру, сжимал кулаки и цедил сквозь плотно стиснутые зубы «Осторожней».
— Да, ты прав, не стоит об этом. — Кажется, Мигель тоже заметил перемену. — Просто не хочу, чтобы в её письмах помимо милой чепухи о вере и долге появились слова о спасении ближнего и руки помощи заблудшему.
Дождь-демон заливал театр Сезара ви Котронэ. Разгонял прочь зрителей, обрывал спектакль на трети его жизни, смывал лицо, надевая взамен маску. Сезар подставил ему лоб, чтобы теплом заполнить леденящую пустоту.
Где ты, король? Твой город, то древний, то юный город, вызванивали капли дождя по поверхности листьев и лепестков, занял чужак в короне, вечность твоей по крови.
Начавшаяся игра призвала тряхнуть кудрями, одарить кривой усмешкой своего первого зрителя и отбыть, пружиня шаги по лужам, разлетающимся всплесками прошлой, отыгранной жизни.
— Не бойся, Клюв Ита. Нас ждут великие дела, так? — бросил через плечо не Сезар ви Котронэ, но Райнеро Рекенья-и-Яльте.
Минувшей ночью Райнеро снова ворвался в его сон.
— Я не забуду день, когда отец отрёкся от меня на глазах Пречистой Девы, — сказал он с жёсткой усмешкой. — И я не забыл, как ты подглядывал за мной и упивался моим несчастьем.
И брат притащил его в какое-то место под безнадёжным небом, заросшее осокой и багульником. Под корявой коротышкой-сосной темнела яма могилы. Райнеро толкнул его к плоскому овальному камню — надгробию, колени подогнулись, их закололо осыпавшимися иголками.
— Можешь написать себе в эпитафии нечто вроде «невинно убиенный», — милостиво разрешил мучитель.